Второй самолет стоял сейчас в самом начале длинной взлетной полосы, и на его спине как будто бы выросли еще одни крылья – черные, словно крылья падшего ангела, изгнанного Господом из рая. Летающее крыло было просто огромным, по размаху оно решительно превосходило самолет-носитель. У этого летательного аппарата не было фюзеляжа, не было кабины, не было хвостового оперения – только огромное крыло, два воздухозаборника спереди и два сопла сзади. Североамериканцы подозревали о его существовании и даже дали ему название «Призрачный всадник». На самом деле тема эта проходила в конструкторском бюро тяжелых бомбардировщиков Сикорского как «Факел», в бумагах беспилотный стратегический бомбардировщик обозначался как Б2010 – бомбардировщик две тысячи десятого года.
Обычной проблемой стратегических бомбардировщиков, ставящих их в заведомо проигрышную позицию перед ракетами, было топливо. Запас топлива. В ракете запас топлива выгорает, запуская ракету, потом она сама идет по баллистической траектории, расходуя заданный разгонными и маршевыми двигателями импульс. Бомбардировщик нужно поддерживать в воздухе часами, при этом возможность для дозаправки у него будет не всегда, заправщик могут и сбить. Чем больше на бомбардировщике запас топлива, тем мощнее нужны двигатели для поддержания его в воздухе; чем мощнее двигатели, тем больше они потребляют топлива. Замкнутый круг. И когда Стратегическое авиационное командование выдало техническое задание на новый самолет – дальность беспосадочного перелета без заправки тридцать две – тридцать пять тысяч километров, получившие копии этого задания научно-технические разведслужбы противника написали свое заключение: в течение ближайших десяти-пятнадцати лет нового русского стратегического бомбардировщика можно не опасаться. Задача имеет решение, только если применить ядерный двигатель, такие эксперименты велись, но были прекращены.
Русские справились за четыре года.
На самом деле решение этой задачи было до невозможности простым – следовало просто поделить самолет на две части. Первым взлетает самолет-носитель, какой-то отрезок пути преодолевается за счет его двигателей и его запаса топлива. Далее, когда запасы топлива на самолете-носителе подойдут к концу, ударный самолет отделяется от носителя и выполняет свою задачу. Причем и самолет-носитель, и ударный самолет можно было делать на базе существующих. Носитель – в его роли может выступить любой тяжелый транспортный самолет, у которого вместо полезного груза будут установлены дополнительные топливные баки. Ударный самолет – это переработанный в беспилотный тяжелый бомбардировщик «Хортен-90», выполненный по схеме «летающее крыло». Бомбардировщик-невидимка, не обнаруживаемый радарами ПВО противника, да еще и с генераторами радионевидимости. Он может отделиться от самолета-носителя, преодолев три четверти пути до цели, – и начать полет с полными баками горючего. По расчетам конструкторов, если единственной полезной нагрузкой носителя будут дополнительные топливные баки, – удастся добиться радиуса действий «спарки», равного двадцати пяти тысячам километров без дозаправки. То есть пятьдесят тысяч в один конец. На фоне этого британские «Викторы» и североамериканские «Тени» с «Блэкджеками» выглядели… не очень.
И единственной технической проблемой было обеспечить надежность сцепки и расстыковки, в том числе при маневрировании самолета-носителя. Но Российская империя была космической державой и решала вопросы стыковки-рассыковки космических кораблей на орбите. Стыковочный аппарат орбитальной космической станции и взяли за основу при разработке механизма расстыковки в воздухе.
…Генерал определил в самолет-разгонщик самый опытный экипаж, такой, какой эту махину и на земляную площадку фронтового аэродрома посадит. Взлет при таких погодных условиях – слепой, считай, они тоже отрабатывали. Но все равно – ведь императорский смотр…
Самолет занял исходную для взлета, дворники метались по остеклению кабины, разгоняя заливающую их воду. Дождь лил стеной…
– Двигатели в рабочем режиме. Закрылки исходное положение приняли, – доложил второй пилот.
– На полосе чисто. Мы на исходной, – доложил штурман, потому что ему лучше было видно.
Придется взлетать с ускорителями, нормального разгона не получится. Если хоть один не сработает, тяга будет неравномерной, самолет на полосе не удержать. И тогда…
Лучше не думать, что будет тогда.
– Игла, я Звезда-один. Занял исходную, все системы стабильны. Прошу разрешения на взлет.
– Звезда-один, я Игла. Сектор взлета свободен. Ветер десять – двенадцать метров в правый борт, порывистый, сильные осадки. Нижняя граница облачности пятьдесят, верхняя – две триста. Погода ниже метеоминимума [93] . Взлет на ваше усмотрение.
Диспетчер привычно подстраховался. Командир же страховаться не собирался – он всю жизнь жил как под куполом цирка, балансируя на тонкой проволоке, и не хотел жить по-другому.
– Игла, я Звезда-один. Принял решение на взлет.
Уверенной рукой командир двинул секторы тяги двигателей – РУДы – вперед, ориентироваться приходилось больше по наитию, они словно плыли в воде.
– Сто!
Машину чуть водило по полосе, оставалось только парировать тягой двигателей и молиться. Управлять самолетом на земле очень непросто, его передняя стойка не поворачивается, как это принято у автомобилей, все маневры производятся либо с помощью аэродромного тягача, либо двигателями. На скорости сто километров в час все это превращается в безумный аттракцион.
– Сто восемьдесят!
Ревущий ветер бьет в кабину огромного лайнера, струи дождя размазываются в сплошную пленку на стеклах.
– Двести двадцать! Точка принятия решения!
– Продолжаем!
Ускорители сработали так, что даже в двухсоттонном разгонщике это почувствовали.
– Идем влево!
– Держи! Парируй рулями.
На такой скорости рули высоты уже помогают машине маневрировать. Самолет управляется с задержкой – парусит огромная конструкция второй ступени на его спине.
– Закрылки пятнадцать!
– Есть закрылки пятнадцать! Механизация включена!
Темной полоской в залитом дождем остеклении чернел горизонт. Вылететь с полосы проще, чем кажется.
– Двести семьдесят!
– Мы сходим с полосы!
– Двести восемьдесят! Отрыв!
Матерясь (потом ему сказали, что матерился он во весь голос), командир экипажа принял штурвал на себя – и почувствовал, как самолет медленно задирает нос.
– Есть отрыв! Мы в полете.
Генерал, наблюдавший с вышки за кренделями разгонщика, несмотря на дождь, снял с головы фуражку, перекрестился. Этот взлет отнял у него год жизни, не меньше. Полоса, с которой они взлетали, была предназначена для посадки многоразовых космических кораблей, она была большой и широкой. Но все равно – у тех, кто наблюдал за взлетом, не раз замирало сердце.