Что же касается операции «Оливковая ветвь» – то перебрасываемые сейчас в зону боевых действий американские снайперы имели о ней свое мнение. Нецензурное. Но высказывать его – не хотели, все-таки они находились на действительной службе и выполняли приказы.
Промежуточная остановка была в Киеве, верней, не в самом Киеве – а в аэропорту Борисполь рядом с Киевом. Там уже потушили все, что горело, и кое-как сумели расположиться – но больше всего аэропорт напоминал аэропорт имени Саддама Хуссейна в две тысячи третьем в Багдаде. Они смотрели новости по вечерам и знали, что была такая страна Украина и одни в ней хотели идти по пути демократии и прогресса, а другие не хотели, и дошло до того, что они решили выяснить отношения оружием. Такое происходило все чаще и чаще, в любом государстве были какие-то группы интересов, какие-то тлеющие конфликты – но раньше их удавалось гасить, в основном за счет того, что в экономике было все в порядке, денег худо-бедно, но хватало на всех (по запросам, конечно, запросы у всех были разные), и это как-то сглаживало противоречия, хотя и не решало их. Сейчас же, на фоне кризиса, терзающего мировую экономику который год и никак не желающего отступать, массовой безработицы, подорожания продовольствия, народных протестов – многие, очень многие решили, что самое время. Если на всех не хватает – пусть хватит одним нам, а не такие, как мы, – пусть живут как хотят. Брались за оружие. Украина, государство с популистской властью, с расторможенным, вовлеченным в политическое, межэтническое, межрелигиозное противостояние населением, с бескомпромиссной властью – с каждыми выборами политический курс Украины менялся на сто восемьдесят градусов, популистской политикой, приходящая к власти партия задабривала своих избирателей – но только своих, вызывая зависть и озлобление у других... короче говоря, Украина просто была обречена, но не на успех, а на кровавое противостояние на фоне полного политического и морального банкротства правящей элиты страны.
И все равно – если бы кто-то посоветовался с Мартинсоном и Овьедо перед тем, как лезть сюда – они сказали бы в один голос: пусть разбираются сами. Как хотят. Америке и американской армии тут – не место.
Но их никто не спросил.
В Борисполе – дыры от танковых орудий уже залатали, сейчас у военных саперов были специальные «заплатки», позволяющие быстро производить временное восстановление частично разрушенных зданий – они просидели больше суток. То ли их не могли вывезти на передовую, то ли не могли решить, задействовать американских снайперов или нет. В Борисполе то и дело садились борты, в основном американские, хотя работали они в основном на Польшу, возили польские грузы. Поляков было много, они шумели, фотографировались на фоне развалин, на фоне сгоревшего русского танка, что стоял у самого здания пассажирского терминала, бессильно опустив вниз грозный орудийный ствол, что-то строили, хаотично и бестолково перемещались, рискуя попасть под снайперский огонь. В ангарах – было что-то вроде цыганского табора, там спали, ели, сидели и мало кто – если задать кому-то прямой вопрос – смог бы внятно ответить, какого хрена он тут делает.
Они сидели вместе со всеми, питались гражданскими пайками, которые выдавались пострадавшим в зонах стихийных бедствий и военных конфликтов и которые были получше, чем омерзительные MRE, и чего-то ждали. Ночью – спали в этом продуваемом, промозглом ангаре в спальниках и слышали звуки перестрелок – в окрестностях было неспокойно, взлетали и садились ночные вертолеты-охотники и БПЛА. Утром они и перекусить не успели – посыльный нашел их и сказал, что поступил приказ и борт в Луганск вот-вот отходит. А борт в Луганск оказался старым польским летаком – и они думали, долетит он до Луганска или таки грохнется от старости и наплевательского к себе отношения...
* * *
Полковник армии США Алоиз Свифт – среднего роста негр, крепкий, как палка из африканского каменного дерева, в польской форме без знаков различия и со стандартным автоматом «М4» на груди вместо пистолета ожидал их прямо у посадочной площадки, стоя у «Хаммера». На полковнике не было ни единой награды, ни единой наградной колодки, ни единого знака различия – только стандартная синяя повязка миротворческих сил на рукаве. Полковник прошел Ирак, побывал и в Афганистане, поэтому в армии его считали профессионалом, одним из лучших старших офицеров, в этом качестве он был знаком многим, в том числе морским пехотинцам. Было странно видеть его здесь – а не в Йемене или в Афганистане.
– С прибытием, джентльмены... – полковник демократично протянул руку каждому из морских пехотинцев, отягощенных несколькими десятками килограммов снаряжения. Все свое ношу с собой – на двоих они привезли пять винтовок, потому что не знали, с чем им придется столкнуться.
– Спасибо, сэр.
– В машину.
Кое-как разместившись в «Хаммере», выехали по направлению к лагерю. Небо было серым, хмурым, снег частично стаял – и все, буквально все здесь тонуло в жирной, черной грязи. Полевой аэродром развернули в чистом поле, использовав оставшийся у поляков с советских времен комплект плит для строительства полевого аэродрома. Дороги тоже выложили чем смогли, но все равно «Хаммер» тяжело, надсадно буксовал.
– Довожу до вас информацию, джентльмены, – проговорил полковник, вглядываясь через забрызганное грязью стекло в дорогу, чтобы не соскочить с нее и не посадить машину окончательно, – вам придется иметь дело со снайпером. Возможно – снайперами, мы не смогли это точно установить. Но все это очень серьезно.
– Сэр, мы всю жизнь имеем дело со снайперами, – кашлянул Нули.
– На сей раз это кое-что особенное. У парня на счету больше восьмидесяти однозначно подтвержденных попаданий – и это только при осаде Луганска. Не исключено, и даже более чем вероятно, что этим его послужной список не исчерпывается. В районе желдорвокзала он расколошматил батальон свидомых. Знаете, что это такое?
– Нет, сэр.
– Местные, союзники. В основном с Западной Украины, но попадаются разные. Мы вышли в Восточную Украину, здесь тоже находится немало желающих служить. Правда, не в армии, а в полиции.
Мартинсон и Нули переглянулись. Знакомое дело, то же самое они видели в Ираке в четвертом году и далее. Саддам выпустил уголовников, документов не было, опознать мало кого удавалось – а новые органы власти надо было формировать очень быстро и без участия функционеров партии БААС. Больше всего желающих было служить в полиции – и потом они хлебнули с этим лиха. В полицию попали уголовники и террористы, потом кто-то грабил и совершал акты насилия над мирным населением, кто-то занимался терроризмом. А вот как сформировать полицию без БААС, если раньше членство в партии было обязательно для полицейского, кто-нибудь подумал над этим?
– Еще хуже было при штурме, – продолжил полковник.
– Сэр, как я понимаю, штурм закончен?
– Совершенно верно, сержант. Штурм закончен. Но в окрестностях – полно мелких остаточных групп, мы даже крупные дороги не вполне уверенно контролируем, а тут дорог полно. Погода... сами видите, от беспилотников толку ноль. Местные поддерживают бандитов и террористов, за ночь бывает большое количество нападений и обстрелов. Если десять и меньше – ночь считается спокойной. Русские в свое время наделали кучу оружия, оно лежало на мобилизационных складах – а теперь все оно на руках у населения. Украинская армия развалилась, и все оружие также разошлось по рукам. У них есть гранатометы, минометы, куча мин, снайперские винтовки, автоматические гранатометы и, что самое плохое, – большое количество исправных ПЗРК, которые русские клали в каждый свой БТР. Все это стреляет по нам, джентльмены. По данным разведки, в этом секторе находятся не меньше пяти тысяч боевиков.