Местность была пустынной, ровной, как стол, — и крупнокалиберные пулеметы на внедорожниках позволяли «держать» местность примерно на полтора километра в любую сторону. Но им пока не попадалось ничего, что заслуживало хорошей порции пуль из «ДШК». По крайней мере, в последний час не попадалось…
Пассажир идущей второй машины, иранского «Нисcана Патруль» с полностью срезанным верхом, такой же, как и все, с замотанным клетчатым платком лицом, вооруженный автоматом «АКМС», поднял затянутую в перчатки без пальцев руку.
— Стой!
Машины остановились, без команды разъезжаясь, разворачивая стволы в разные стороны.
Пассажир достал из бардачка бинокль, поднялся в полный рост, начал осматриваться по сторонам.
— Черт, где эти ублюдки… — недовольно сказал он, смотря в сторону насыпи.
— Ты же видел, что творится в Тикрите, — откашлявшись, философски заметил водитель, который сейчас улучил момент и выбивал от пыли свой платок.
В Тикрите и в самом деле творилось неладное — когда они проезжали, были видны столбы дыма, подпирающие светлеющее утреннее небо. Новое «демократическое» правительство Ирака для того, чтобы в Тикрите было поменьше террористов и сторонников казненного президента Хусейна, поступило точно так же, как Хусейн поступил в Курдистане, — начало переселять туда инородцев, причем — шиитов. В итоге — сейчас шииты и сунниты в Тикрите увлеченно резали и жгли друг друга, им было наплевать на приближающиеся танки семидесятой механизированной бригады турецкой армии.
Пассажир джипа-рейдера сплюнул в пыль.
— Рацию.
С заднего сиденья передали гарнитуру.
— Бер-четыре, это Курт-три, как принимаешь. Бер-четыре, это Курт-три, выйдите на связь, прием.
— Курт-три, связь установлена, прием.
— Бер-четыре, дорога свободна до точки с координатами — один-два-семь-три-три-пять-браво, обозначаю маяком, как понял, прием.
— Курт-три, тебя понял, ориентир маяк на точке один-два-семь-три-три-пять-браво, прием.
— Бер-четыре, принято верно. Курт-три продолжает движение, прием.
— Бер-четыре, конец связи.
С одного из внедорожников, повинуясь команде, сбросили маяк — устройство размером с термос, с антенной.
— Куда теперь?
— Идем дальше по маршруту.
Майор спецназа ГШ ВС Турции Абдалла Гуль посмотрел на часы:
— У нас полтора часа форы.
— Господин майор, может быть, истратим хотя бы полчаса на то, чтобы пообедать мясом. Где-нибудь в едальне.
Майор недобро глянул на водителя:
— Пообедаешь в Багдаде, Хамза. И я пообедаю вместе с тобой. Вперед!
Колонна продолжила движение — и через пять минут о ней напоминали только следы на песке, улегающаяся пыль и прибор, похожий на термос…
* * *
— Один, два, три… четыре, пять, шесть, семь, восемь…
— Вон еще.
— Вижу… девять, десять… одиннадцать. Одиннадцать танков, господин майор.
Майор Гуль досадливо прищелкнул языком:
— Да вижу…
Один из бойцов спецотряда переключил рацию на прием.
— Внимание всем Скорпионам. Я Курт-три, имею цели…
Под общим позывным Скорпион работали полевые штабы наведения авиации, движущиеся в боевых порядках наступающей турецкой армии. Скорпион — и порядковый номер.
Капитан Гуль протянул руку:
— Дай…
Спецназовец отдал рацию.
— Я Курт три-главный, вызываю Скорпион-три или четыре, кто ближе ко мне. Я работаю в районе железнодорожной ветки между Тикритом и Самарой, прием.
— Я Скорпион-три, работаю в твоем районе, Курт-три. Нужна огневая поддержка, прием.
— Скорпион-три, мне нужна пара самолетов с ракетным вооружением, атака по команде, цель подсветим лазерами. Без команды открывать огонь запрещаю, повторяю — без команды открывать огонь категорически запрещаю, прием.
— Курт-три, понял тебя, огонь только по команде, расчетное время прибытия восемь минут, аэродром Аль-Сахра взят, прием.
— Скорпион-три, рад слышать это. Огонь только по команде, я буду в опасной зоне, прием.
— Курт-три, понял тебя. Конец связи.
Майор Гуль спрыгнул на землю, попрыгал, разминая затекшие ноги. Он и не думал, что восстанавливать империю — это так просто и одновременно так утомительно для ног и для задницы. Перебросил за спину автомат, проверил пистолет в кобуре.
В пяти сотнях метров от них танкисты совершали намаз, расстелив коврики прямо у остановленных танков.
— Абдалла, что ты задумал? — спросил подошедший из хвоста колонны капитан Эрим. Майора ему должны были дать на днях.
— Я хочу поговорить с ними!
— Ты спятил? Пусть самолеты сделают свое дело!
Майор повернулся, посмотрел в глаза своего друга:
— Что ты там видишь, Охран?
— Я вижу там с десяток танков, не считая другой техники. И мусликов, которые сейчас стоят кверху задницами и славят Аллаха, вместо того чтобы воевать! А что, ты видишь там что-то, кроме этого?
— Да, вижу. Я вижу там несколько танков, которые сильно нам пригодятся, когда мы будем восстанавливать Османскую империю. Пригодятся, Охран, очень сильно пригодятся. И я вижу там будущих граждан этой империи, которых обучили американцы. Нужно просто с ними поговорить, вот и все…
— Эти танки могут смешать нас с песком! Могут раскатать нас в лепешку.
— Могут. Но не сделают это.
Капитан Эрим знал, что с Гулем спорить бесполезно.
— А мне что делать?
— Возьми свою пушку и прикрывай меня. Хорошо прикрывай. Принимай командование, пока я там…
Капитан Эрим посмотрел в спину уходящему другу, потом сплюнул.
— Боевой порядок. Готовьте ракеты! Снайперам готовность.
* * *
— Мяхряба.
Иракские танкисты, брошенные остатками того, что в нормальных странах называется властью, навстречу катящемуся на Багдад стальному валу нашествия, конечно же, не могли пропустить намаз, это было бы грешно. Время намаза застало их в дороге, они покинули танки, расстелили молитвенные коврики, определили направление на Мекку по компасу и совершили намаз. А когда они отдали положенное Аллаху — они увидели, что навстречу им идет человек. Вооруженный человек, он идет по пустыне навстречу танкам и не боится ни их, ни их танков. Все боялись их танков, это были такие же танки, как и те, на которых американцы сокрушили Саддама.
Все боялись. А этот человек — не боялся.
— Салам, — настороженно ответил капитан иракской армии Салем, держа руку на рукоятке пистолета, который еще находился в кобуре.