Собрались в большом ангаре, крайнем на авиабазе. Все стояли, потому что на базе не было достаточного количества мебели, да и сидеть было как-то неприлично. Генералу наскоро сварганили трибуну из каких-то ящиков и дали мегафон, каким пользовались инструкторы.
Генерал говорил в удивительной тишине, смотря прямо в глаза молодым парням, которым и тридцати не было — и которым завтра предстояло убивать и умирать:
— Когда-то давно на этом месте, на том месте, где сейчас живем мы, тоже было еврейское государство. В нем жили такие же люди, как и мы… их звали Абрам, Яков, Сара, Менахем… простые люди, такие же, как и мы. Потом этого государства не стало, и ни у одного еврея на земле не стало ни клочка земли, которую он мог бы назвать своей.
Мы стали народом без родины — и в этом были виноваты мы. Да, да, именно мы, евреи — не стоит никого обвинять в том, что мы потеряли свою родину, свою землю. Мы не смогли ее защитить, не смогли отстоять, не смогли сплотиться. И мы потеряли ее, были вынуждены отправиться в изгнание — а потом долгие две тысячи лет расплачивались за свою слабость.
Сейчас у нас есть земля. У нас есть родина. Она — наша, потому что полита нашей кровью. Она — наша, потому что полита нашим потом. Она — наша, потому что обустроена нашими руками. Никто не имеет больше прав на нашу землю, потому что свое право мы доказали, держа в руке плуг и держа в руке меч.
Завтра — один из тех дней, которые выпадают не для каждого поколения, не для каждой нации. Это — день, когда решится, чего мы стоим. Это — день, когда решится, что мы можем. Мы, уже третье, вы — четвертое поколение евреев, которое живет на этой земле. Эту землю оставили нам наши предки, рассчитывая на то, что мы сохраним ее. Они рассчитывали на то, что мы будем достаточно сильными, чтобы продолжать жить на этой земле — а здесь никому не нужны слабые. Завтра решится, достаточно ли мы сильны.
Наверное, многие из вас уже догадываются, куда вы пойдете завтра, и что вы будете делать. Это — ракетная база «Имам Али» в Персии, в высокогорье, охраняемая силами специального назначения Ирана с бронетехникой и авиацией. Высокогорная ракетная база с тоннелями, с подземными центрами управления, с многочисленной охраной, с хранилищами ракет. Там стоят ракеты, нацеленные на Израиль. Ядерные ракеты.
Генерал сделал паузу, чтобы посмотреть в глаза своим подчиненным. Каждый из них смотрел на него, каждый слушал то, что он говорил, каждому было важно услышать его. Никто не отводил взгляда, обуреваемый страхом или сомнением.
— Я скажу сразу — Иран не нападал на нас, это мы нападаем на Иран. Многие будут осуждать нас за то, что мы сделаем завтра. Многие будут называть нас убийцами и варварами. Многие будут обвинять нас в агрессии. Когда вы будете выслушивать это — помните только одно: никто из них не терял свою родину, свою страну, не становился изгнанниками и не знает, что это такое.
Да, Иран не напал на нас. Пока не напал. Да, Иран ни на кого не напал. Опять-таки — пока не напал. Но кроме войны явной, есть и тайная война. Хезболла, партия Аллаха — это Иран. Раньше была одна Хезболла — теперь есть ливанская Хезболла, иракская Хезболла, афганская Хезболла, йеменская Хезболла. Все они были созданы совсем недавно, эта зараза расползается, как чума. Люди из Аль-Кодс, из Корпуса стражей исламской революции делают все, чтобы ослабить нас. Мы знаем, что их ядерные силы — силы чисто оборонительного характера, но эти силы используются только и исключительно для того, чтобы, угрожая всему миру новой Хиросимой, и дальше вести террористическую войну, рассчитывая ослабить и уничтожить нас.
Только вырвав ядовитые зубы Ирану, можно решить проблему расползания этой заразы. Только вырвав ядерный меч из рук фанатиков, можно принудить их к миру, к жизни в нормальном, цивилизованном мире.
Мы не хотим войны. Но мы не можем не защищаться. Долгие годы, поступая так, как от нас требовали другие люди, которые ничего не теряли, мы становились все слабее и слабее. Когда Саддам Хусейн начал строить атомный реактор в Осираке, мы уничтожили его, прежде чем он был построен. Когда иранский режим начал строить свой ядерный комплекс, мы ничего не делали до тех пор, пока у них в руках не оказались ракеты с ядерными боеголовками, способные достать нашу страну и уничтожить ее одним ударом. Мы слишком долго отступали, слишком долго шли на уступки, стараясь казаться цивилизованными. Но время отступления закончилось. Оно закончится завтра.
Мне стыдно. Мне стыдно потому, что завтра вы пойдете в бой, а я не смогу сделать этого, потому что я слишком стар и слишком слаб. Мне стыдно, что завтра каждый из вас впишет в историю Израиля свои имена, а я не смогу сделать этого. Но знайте — я буду на передовом командном пункте и постараюсь сделать все возможное, чтобы вы вернулись оттуда домой. Ради Израиля. Ради нас всех.
Произнеся речь, генерал сошел с трибуны, обошел весь строй. Пожал руку, посмотрел в глаза. Каждому.
* * *
Поздним вечером, в двадцать два ноль-ноль по местному времени, в казармах прозвучал сигнал тревоги, вырывая людей из сна. Десять минут — одеться и надеть снаряжение, у каждого оно весит по пятьдесят-шестьдесят килограммов. На бетонке базы раскручивают лопасти четыре вертолета «Ясур-2010», старые «Сикорские», модернизированные американцами до стандарта Pawe Low IV, лучшие вертолеты для специальных операций в мире. Только эти четыре вертолета, никакого сопровождения — ни один другой вертолет, ни транспортный, ни штурмовой, не способен пролететь без дозаправки столько, сколько могут пролететь эти гиганты. Прикрытия не будет, и над целью — только беспилотные летательные аппараты и истребители-бомбардировщики северной волны, которые и сами-то толком не прикрыты. Если иранцам удастся поднять в воздух вертолеты и самолеты — «Сикорских» просто растерзают на части вместе с десантом.
Дробный стук ботинок о бетон, лязг оружия, тяжелое слитное дыхание. Тусклый свет в десантных отсеках — когда взлетят, не будет и его…
Настало и их время…
Кромешная тьма — ночи на Ближнем Востоке темные, точно так же, как день — обжигающе светел. Только прожектора освещения рвут на части ночь, выхватывают из нее стальных, припавших к бетону птиц — это одни из самых мощных ударных самолетов в мире и самые лучшие, какие только есть у Израиля. Техники, многих из которых вызвали из резерва, потому что до этого эскадрилья никогда не взлетала разом, никогда не задействовалась для нанесения ударов в полном составе, таскают на тележках бомбы, на подъемниках поднимают, крепят к бомбодержателям. Основные калибры — пятьсот и одна тысяча фунтов, есть и на двести пятьдесят фунтов, легкие, планирующие — но основной калибр все-таки пятьсот, средний. На каких-то самолетах устанавливаются противорадиолокационные ракеты «AARGM», адаптированные к самолету «F15», на каких-то — ракеты «AMRAAM», ракеты средней дальности для воздушного боя. И тех и других — по четыре штуки. Любой специалист, посмотрев на снаряженные самолеты, сказал бы, что они перегружены — это раз, и что снаряжение оптимально для нанесения удара по совершенно не прикрытой с воздуха стране, у которой ПВО на уровне семидесятых годов, — но никак не по Ирану.