Выруливаю на улицу, скармливаю автомату пару фунтовых купюр, чтобы меня пропустили. Сопровождаемый недобрыми взглядами – такие, как моя, машины обычно использует полиция – качусь на небольшой скорости по протестантскому кварталу. Заполошно надрывается рация – общий сбор, ЧП. Мимо пролетают одна за другой три кареты «Скорой помощи» – хотя там им делать уже нечего – только констатировать смерть.
Touts will be shot…
Покатавшись по улицам – надо выждать для правдоподобности минут десять, – достаю из бардачка сирену, ставлю на крышу. Истерический вой сирен давит на мозги, резкий удар о металл – кто-то бросил в «полицейскую» машину камень. Машин на улицах мало, перед завывающим сиреной «Фордом» уступают дорогу все – без исключения…
А вот и оно – место происшествия. Залитый кровью асфальт, распростертые на нем тела… Глаза слепнут от синих всполохов десятка мигалок, раздраженный бобби [11] натягивает яркую, сине-желтую ленту, ограждая место происшествия, еще двое прогоняют зевак – нечего тут делать. Репортеры уже тут – затворы фотоаппаратов работают непрерывно, пленки никто не жалеет – хотя их и оттеснили метров на тридцать. Сегодня в новостях будет аншлаг…
Оглядываюсь в поисках своих – ага, вон и носатый белый фургон ВМС без каких-либо опознавательных знаков полиции, около него – группа людей в штатском, суперинтендант Риджвей расстелил какие-то бумаги на коротком удобном капоте, дает указания. Спокойно пробираюсь через толпу, сую под нос полицейскому, стоящему у ленты, свое служебное удостоверение…
– Проходите, сэр…
Корочка – маленькая, а какое преимущество дает. Констебль услужливо приподнимает передо мной ленту, и я ныряю под нее, а констебль останавливает вознамерившегося прошмыгнуть следом за мной борзописца из желтой прессы. Начинается ругань, но мне до нее нет никакого дела, я иду к фургону. К своим…
– Сэр…
Суперинтендант Малькольм Риджвей отрывается от бумаг, раздраженно смотрит на меня – аж кончики усов поднялись, будто у кота. Сейчас получу нагоняй – за себя и за того парня…
– Кросс? Ты какого черта опаздываешь? Ты вообще где был, почему тебя в отделе не было?
– Встреча с осведомителем, сэр. Я вчера зарегистрировал, как положено, сэр!
Суперинтендант Малькольм Риджвей пришел к нам из армии, причем недавно, поэтому четкие уставные ответы льют бальзам на душу старого вояки. Вот и сейчас сердце его немного смягчается, грозовые облака, повисшие над моей головой и вот-вот готовые разразиться молнией, потихоньку рассеиваются…
– Осведомители. Осведомители… Ни хрена от них толка нет, только деньги переводим. А вы в рабочее время шляетесь по пабам. Признавайся – в пабе был?
– Заехал с утра, сэр…
Лучше признаться в малом…
— Вот видишь…
– Что здесь, сэр?
– Целый патруль положили, десять человек.
– Как так?
– Вот и я бы хотел знать – как так! – снова повышает голос Риджвей. – Как так, что наши доблестные томми [12] позволяют себя расстреливать, как в тире! В мои времена в армии всякого дерьма хватало – но такого не было!
– Полное дерьмо…
– Вот именно. Снайпер, похоже, сработал. Сейчас ищут снайперскую позицию…
Как раз под эти слова – сильный, раскатистый хлопок наверху, что-то падает, колотится об асфальт. Миг – и я уже на земле, заодно сбиваю с ног Риджвея и стоявшего ближе ко мне Питерса. Со всех сторон раздаются крики, топот, взвывает заполошно сирена – поздно! Поднимаю голову – на крыше того дома, с которого я стрелял – зияет выбитая взрывом дыра, граната взорвалась и снесла в этом месте всю черепицу. Она и падала сейчас на асфальт, подобно граду…
– Быстро реагируешь, Кросс, – усмехается поднимающийся Риджвей, – почти как в армии. Молодец…
– Спасибо, сэр…
И тут рвет планку у Питерса. Тимоти Питерс, совсем молодой пацан, меньше года назад пришедший к нам, в особый отдел, из армии – служил он тоже здесь, в Белфасте. Тридцати еще нет, здоровенный, с простым деревенским лицом, со светлыми волосами, внезапно он с каким-то то ли всхлипом, то ли с воем, бросается на капот фургона, бьет по нему обоими кулаками так, что бумаги летят во все стороны, а на металле остаются едва заметные вмятины…
– Суки!!! Су-у-у-ки!!! А-а-а-ы-ы-ы-ы!!! За что же они так!!! Зубами рвать буду!!! Зубами!!!!
Ты даже не представляешь, Тим, – за что… Но поверь – есть за что, если бы ты тогда побывал в Бейруте, вопросов бы не задавал. Правильно говорил Цакая – если не хочешь мстить за себя, отомсти за тех, кто не сможет отомстить за себя сам, отомсти за тех, кто погиб. Вот я и мщу. Не знаю, сколько Господь отвел мне еще жизни, но отомстил я уже за многое. Воистину – touts will be shot…
03 августа 1992 года.
Бейрут, проспект генерала Корнилова
— Занимайте позицию в глубине комнаты, не суйтесь к окнам. И тихо, затихаритесь так, чтобы наступили – не заметили. Позицию подберите, чтобы через проломы стрелять. Куклой посветите, только осторожно, башку не подставьте. Я целеуказание дам трассерами – и работайте, не стесняйтесь…
– Есть.
– Двигаемся. Пошли!
Город, которого нет…
Бои в городе идут уже третьи сутки, и только сейчас я понял – переламываем. Переламываем хребет всем скопившимся в городе уродам, потому что нас с каждой минутой все больше, а их – все меньше. Переламываем…
Третьи сутки воюем, но никто не уходит, даже раненые стараются остаться в строю, в тыл приходится отправлять силой. У стадиона, у разгромленного здания МВД, основной опорный пункт, там все зачищено наглухо, и стоит бронетехника – даже самоходные гаубицы. Остальная часть города, особенно мусульманские кварталы, представляет собой слоеный пирог – где наши, где не наши – непонятно. Террористы лучше знают город, у них проводники из местных, они знают все подземные и тайные ходы-выходы, они готовы убивать, не задумываясь, их не волнуют потери мирняка, но их все меньше, а нас – все больше. Да и подготовка у нас – армейская.
Город уже погиб, его бессмысленно спасать, он сейчас – просто груда руин, почти безжизненная. Выбитые окна, проломленные, опаленные пламенем стены, чадный дым, кое-где еще дотлевают угли. Вонь – к сегодняшнему дню запах такой, что выворачивает наизнанку. Трупов столько, что не счесть, они везде – на улицах, в домах, в машинах, просто куски гниющего мяса, во многих местах заваленного кусками бетона и обломками кирпича. Открыто, не обращая внимания на людей, шныряют обнаглевшие, отожравшиеся крысы…
Безопасные коридоры от порта и аэропорта к центру пробиты, по ним несколько раз в день под солидным прикрытием брони гоняют колонны. Сам порт и оба аэропорта давно захвачены нами, их уже не обстреливают. Потери при проводке колонн по городу есть, но приемлемые, вся техника, в том числе транспортная – бронированная, только из гранатомета и пробьешь. На стадионе я был последний раз вчера – пополнили боезапас, перекусили немного, подлечились, сдали раненых – видел, в каком виде эти машины. Пулями – исхлестаны, просто живого места нет. Но это в первый день такие обстрелы колонн были, сейчас уже не суются. Сейчас многие пытаются выйти, прорваться из кольца, в котором они обложены, как стая озверевших от человеческой крови волков. Но уходить некуда, морем и по воздуху прибывают все новые и новые части, сжимают кольцо…