Государь вернулся от бара с бокалами. Обычно он не позволял себе такое количество спиртного, тем более утром. Но сейчас был особый случай.

– Странно, но я думал о том же самом. Это вообще было ошибкой, что мы послали людей туда. Месть не приносит облегчения, не искореняет зло, она его приумножает. Да, отзывайте всех. И немедленно.

– Немедленно не получится. Если они просто скроются – это будет то же самое, что и разоблачение. На грамотный вывод каждого потребуется как минимум месяц – нужно все хорошо подготовить.

– Тогда готовьте. Но не тяните. Сегодня вечером я намерен вернуться в столицу, завтра будет расширенное заседание Чрезвычайного антитеррористического комитета. Я распоряжусь, чтобы стенограмму и материалы доставили вам.

– Не стоит, Ваше Величество… – улыбнулся Цакая.

– Почему? – недоуменно поднял брови Государь.

– Я сам найду способ с ними ознакомиться. Пусть не так быстро, но найду. А если так распорядитесь вы… это, скажем… нарушит мое инкогнито. Пусть все продолжают думать, что Каха Несторович Цакая ловит рыбу и собирает грибы. Так будет лучше. Для всех.

Картинки из прошлого

Каффрия, долина Бекаа.

Ночь на 02 июля 1992 года

— Внимание, минута до сброса!

– Всем приготовиться! Минута до сброса!

Два «Ястреба» шли, покачиваясь в воздушных потоках, с потушенными огнями, ориентируясь только по системам спутниковой навигации, прижимаясь к земле. В одном месте их обстреляли, но для ПЗРК высота была слишком маленькой, а от пулеметного огня они ушли, свернули в сторону, огненные трассы почти все прошли мимо. Только несколько шальных пуль взвизгнули по броне. Ответного огня они открывать не стали. Так и шли – как при прорыве линии фронта, как над вражеской территорией. Только вот территория на этот раз была своя.

Вертолет приподнял нос, гася скорость…

– Точка сброса!

– Точка сброса! – продублировал командир разведывательно-диверсионной группы специального назначения капитан Тихонов. – Группа на сброс! Пошли!

До земли метров семь, не больше – вертолетчики, конечно, подобрали более-менее подходящую площадку для штурмового десантирования, используя приборы ночного видения, но все равно опасно. Вертолеты замерли над землей…

Прыжок – словно в темную пропасть, внутри что-то обрывается, секунда свободного полета – и ноги привычно ударяются о землю, тело, пружиня, гасит энергию удара.

– Башкир – позицию занял! В секторе чисто!

– Толстяк…

Спецназовцы сыплются из машин, как горох, каждая секунда зависания вертолета вот так, неподвижно, в нескольких метрах над землей – подарок гранатометчику – плюс демаскирует место высадки и сообщает противнику о самом факте высадки. Посадить себе на хвост преследователей сразу после десантирования группы – последнее дело…

– Десантирование завершено!

– Мы уходим. Удачи!

– И вам не кашлять. С нами Бог!

– За нами Россия!

Вертолеты уходят, надрывный свист и вой турбин растворяется в ночи, гуляет по горным склонам. Два часа до рассвета. Шестнадцать человек остаются на земле – разбились на пары, залегли, стволы смотрят на все стороны света. Если кто-то был рядом, видел высадку – ему же хуже. Минута сменяется минутой, тишина постепенно возвращает утраченные ею владения.

Чисто…

— Построились!

Командир говорит приглушенно – на всякий случай. У каждого тактический переговорник, голос не услышишь и с нескольких шагов…

– Идем стандартным порядком, с головным и замыкающим дозором. Дистанция – пять метров. Предел внимания, работаем только бесшумным оружием. При обнаружении противника – действовать по второму плану. Начать движение!

Действия группы отработаны до мелочей, каждый знает свое место, как в походном, так и в боевом порядке. Второй план – сначала доложить, только потом уничтожать. За исключением, конечно, случаев, когда встреча произошла внезапно и докладывать возможности нет. Это лучше, чем первый план – огонь на поражение без команды. Все-таки своя земля, хоть и временно захваченная врагом…

– Ну что? Надумал, шакаленок?

И хлесткий удар сапогом по почкам. Гад, развязал бы – тогда б и посмотрели, что к чему.

Его не убили сразу – потому что простой смерти от пули за то, что он сделал, было мало. Из тех, кто вошел в станицу в тот страшный день, в живых остался один из троих. Такое жестокое и эффективное сопротивление настолько обескуражило исламистов, что в станицу, посмотреть на захваченных казаков, прибыл сам амир Дадаи, региональный командир боевиков. С ним человек тридцать – его личная гвардия. Все вооружены до зубов, даже два автомобиля с крупнокалиберными пулеметами. Сейчас в станице осталось человек десять – остальные прочесывали территорию на предмет поимки скрывающихся казаков. И, конечно, сам амир Дадаи.

Амир Дадаи был человеком уже пожилым и мудрым. Он был одним из немногих, кто помнил еще предыдущую войну – тогда его взяли живым, и много лет он провел на русской каторге. Освободили его «царской милостью» – по восшествии на трон Императора Александра Пятого, во время амнистии. Уже через несколько дней он оказался в Британской Индии – каторга не сломила и не согнула его. Теперь он был амиром – на первые роли он никогда не лез, в отличие от того же, страдающего нарциссизмом Бен Ладена, постоянно стремившегося покрасоваться в телеэкране с очередным грозным заявлением, но и на последних никогда не был. Если можешь что-то сделать – делай, а не тявкай, подобно шакалу. Твои дела сами все скажут за тебя. Такого принципа в жизни придерживался амир Дадаи – и жизнь он прожил, по меркам моджахеда, долгую и славную…

За то время, пока амир воевал с неверными, он успел их хорошо узнать. Русские – словно две разных нации. Кто-то – они жили в городах – представлял собой людей слабых, растленных комфортом, изнеженных – они могли и сдаться в плен, и перейти на другую сторону. Таких он не раз похищал ради выкупа. Но были и другие – в основном в армии, среди казаков, выходцы из деревни. Они были жесткими и непреклонными, они готовы были остаться на верную смерть прикрывать отход своих товарищей, они не сдавались даже раненые, предпочитая смерть позору плена, и даже подрываясь, они старались забрать с собой на тот свет как можно больше воинов Аллаха. Амир был образованным человеком, знал три языка, много читал – таких людей он мог сравнить только с японскими самураями.

Когда ему показали пацана – того самого, который изрешетил из пулемета британского инструктора и нескольких муджахеддинов, воинов Аллаха – сначала он не понял, с кем имеет дело. Даже не поверил, что это – тот самый, что убил его людей. Судя по виду – это был городской пацан, он сразу не понял, что тот из казаков. Амир любил ломать своих пленников – психологически, он считал, что просто убить врага недостаточно, если есть время и возможность – надо его унизить, растоптать, психологически сломать – и только потом убить. Сейчас – пока – у него были и время, и возможность, но пацан не ломался.