Сафт внутри буквально кипел. Ну, Пачеко, ну хорек драный. Чертов педик! В Вашингтоне все собирали грязь друг на друга, самой эффективной на данный момент считалась система сбора компромата директора ЦРУ Сафта, он включил в нее свои старые журналистские связи. Пачеко учился в «Старой Мисс», университете штата Миссисипи, который из цитадели консерватизма за последние пятьдесят лет превратился в рассадник разврата. Профессор, у которого молодой Ти Джей слушал курсы, был известен тем, что в более юные годы у его дома дежурила полицейская машина – чтобы молодого аспиранта, который открыто признал свою гомосексуальность, не линчевали куклуксклановцы. Потом Пачеко поступил на государственную службу – тогда времена еще не были такими политкорректными, и во время собеседования кандидатам задавали вопрос о сексуальной ориентации, гомосексуалисту в структуры, занимающиеся государственной безопасностью, путь был заказан. Пачеко успешно прошел испытания, но слухи про него ходили, в том числе и сейчас, в Вашингтоне. Пачеко был женат, но у этой семейной пары почему-то не было детей.
Нет, каков мерзавец, а?! Даже если он не гомосексуалист – все равно ведет себя как педик. Две недели назад он говорил ему, глядя в глаза, о том, что военные забирают себе слишком жирные куски бюджетного пирога и в то же время ни черта не могут сделать без разведки. Что военные такие тупые, что пока их не ткнешь носом в пещеру, где у двери написана фамилия хозяина, они не поймут, что со всем этим делать. И вот теперь он переметнулся на другую сторону, явно для того, чтобы отхватить вместе с генералами кусок потолще от большого пирога, намечающегося к разделу. А любая война – это всегда большой, очень большой пирог…
Под завывание сирен они проскочили вашингтонские пробки, которые по-прежнему были невыносимы в этом городе, – слишком много государственных чиновников и силовиков, которые не платят за бензин из своего кармана, поэтому слишком много внедорожников. Кортеж директора ЦРУ выбрался на шоссе, ведущее в Балтимор, на котором находился и поворот к удачно расположенному в живописных еловых лесах зданию американской разведывательной службы – Центрального разведывательного управления США. Главной американской разведывательной службы, черт бы все побрал…
Оставив машины на подземной, отдельно охраняемой стоянке, директор ЦРУ с охраной поднялся на последний этаж здания по отдельному лифту, ведущему только на этот этаж и ни на какой другой. Тут находились кабинеты всего руководящего состава ЦРУ, отличавшиеся на редкость неудобной планировкой.
– Срочное совещание! – бросил Сафт своему секретарю, которую притащил с журналистской работы и в нарушение инструкции приказал оформить ей допуск без проверки – все по Ближнему Востоку, отдельно по Ирану, по Турции. Еще по постсоветским странам.
– Сэр…
Директор обернулся, недовольно посмотрел на директора Национальной разведывательной службы. Он не сам назначил его – ему его подкинули, к тому же он получил назначение на полгода раньше Сафта и теперь считался «старожилом» ЦРУ.
– Джошуа, ты мне нужен. Немедленно.
– Сэр, вы мне тоже нужны. У нас серьезные проблемы в Афганистане.
Сафт оперся на стол секретаря в приемной. Внутри него все кипело… булькающее, мутное варево злобы. За то время, пока он преодолевал расстояние от западного крыла Белого дома до здания ЦРУ в Лэнгли, он холил и лелеял свою злобу и теперь довел сам себя до предела…
– Что за проблемы?
– Помните бригадного генерала Теннисона?
– Нет.
Смешно, но директор ЦРУ и в самом деле его не помнил. Будь здесь кто-то из старой гвардии – он был бы в шоке. Тот же Ричард Хелмс помнил по имени всех резидентов ЦРУ во всех странах мира.
– Спецпредставитель в Афганистане. Я послал специалиста из молодых проверить его деятельность в связи с тем, что на общем совещании работа в Афганистане была признана недостаточно эффективной.
– Дальше, Джошуа, дальше… – варево уже перехлестывало через край.
– Этот человек, которого я послал… колонна с ним и с конгрессменом США Полой Русецки попала в засаду на улице Кабула. Конгрессмен Русецки, один афганский генерал и человек, которого я послал, пропали без вести. Охрана колонны уничтожена.
Что бы сделал профессионал? Прежде всего он осознал бы главное из всего сказанного – человек из ЦРУ попал в руки афганских моджахедов. Дальше он попытался бы выяснить, какой у этого человека был уровень допуска, к каким проектам он имел отношение и что может знать. Если бы эта проверка и в самом деле была произведена – профессионал пришел бы в ужас, потому что Марк Уильямс занимался внутренними ревизиями и имел доступ очень высокого уровня, а также знал очень много всякого дерьма про Лэнгли, дерьма, которому обрадуется любая разведка мира как биографическому рычагу на американских разведчиков и поводу для вербовочного подхода. Потом профессионал затребовал бы результаты первичного расследования случившегося и пришел бы в еще больший ужас. Потому что уже первичные результаты – участие лжеполицейских, сумевших выманить конвой с основной дороги города в жилой массив, продуманная и скоординированная засада, уничтожение охраны без потерь со стороны нападавших, та легкость, с которой нападавшим удалось скрыться и избежать попадания в сети оперативно-поисковых групп – все это говорило о том, что это не просто какой-то джамаат, которому повезло, что это тщательно продуманная специальная операция. И эта операция может быть направлена на то, чтобы выкрасть американского офицера, владеющего большим объемом информации, и заставить его говорить. А это уже повод для принятия самых серьезных мер по обеспечению безопасности и по сохранению агентурных сетей. И по спасению незадачливого молодого цэрэушника.
Вместо этого директор спросил:
– А как же Дипломатическая секретная служба?
– Они ведут расследование. У них погибли люди.
– Так какого же хрена вы морочите голову! – вышел из себя директор ЦРУ. – Пусть Дипломатическая секретная служба и разбирается со всем этим дерьмом! Если есть угроза рассекречивания информации – создайте рабочую группу, мне что, и этому вас учить?! Через десять минут совещание, ваше присутствие обязательно. Все!
Дверь в кабинет директора ЦРУ закрылась плавно – но исключительно потому, что там был скрытый автодоводчик, и шарахнуть ей как следует не получилось бы при всем желании.
Через два часа информация о решениях, принятых на Совете национальной безопасности, уже была в Пекине. Ночью экстренное заседание Политбюро ЦК КПК приняло решение о подготовке к началу Третьей мировой войны.
Гул лопастей вертолетов давил на уши, на сердце… хотелось упасть на пол, не шевелиться, исчезнуть. Хотелось зарыться поглубже в землю, как крысе, как червяку, как нечистому животному, – только бы не слышать этого.
Арад Бешехти, единственный из всех, у кого был автомат, лежал на циновке, расположившись так, что можно было видеть дворик этого маленького, нищего по местным меркам дома (в Иране он никак не считался бы нищим), с чахлыми финиковыми пальмами во дворе и циновочным навесом, под которым легко спрятать машину. Тяжелый, сырой дух гниения, дух горячей сырости болот забивал здесь все остальные запахи. Сырость была такая, что тело как будто обернуто влажным покрывалом…