Мятеж | Страница: 34

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Басманный! – крикнул полковник.

Подбежал один из офицеров:

– Я!

– Подгоните сюда грузовик! Будете принимать капитуляцию.

– Есть!

Зафырчав дизелем, грузовик ловко развернулся и сдал назад, казаки откинули задний борт, один из казаков запрыгнул внутрь, будто вязанки с сеном принимать да трамбовать дело тут привычное.

– Значит, так... паны... Сейчас подходите к этому грузовику, сдаете оружие и записываетесь у капитана Басманного. Потом по этой трассе продвигаетесь на восток примерно сорок километров самостоятельно, там будет сборный пункт для тех, кто, как вы, решил сдаться. Там представитесь и скажете, что седьмая бригада приняла вашу капитуляцию и вы в статусе военнопленных. Оружие сдаете все.

– Пан генерал... – командир второй бригады Армии Людовой забыл, что перед ним не генерал, а полковник, – нижайше прошу либо оставить часть оружия, хотя бы офицерам, либо сопроводить нас до сборного пункта.

– Боитесь не найти дорогу?

– Никак нет... С местным населением... возможны нежелательные эксцессы [49] . Они тоже вооружены... а мы будем безоружны.

Ну, вот и что с этими... делать?

– Сударь. Можете оставить при себе холодное оружие. Если оно у вас есть. Думаю, вы вполне с ним управитесь, по крайней мере, на словах управлялись. И... извольте снять погоны, сударь. Таких генералов, как вы, в русской армии просто не бывает.

* * *

...Первые потери у наступающих появились, когда на горизонте уже были видны варшавские заставы. Из-под гусениц головной машины внезапно вырос столб разрыва, и машина беспомощно закружилась на месте. И тут же, с двух сторон, с лесополосы и с возвышающейся над местностью дороги, к колонне рванулись небольшие комки пламени.

Тихон оказался как раз на машине, избежавшей первого удара, двигатели бронемашин взревели, и они стали расходиться широким фронтом, отстреливая дымовые гранаты. Все заволокло дымом... а Тихон, будучи стрелком-наблюдателем, свесив ноги в люк, стал обстреливать тот кусок трассы, откуда по ним выстрелили из ПТРК, забыв включить лазерный целеуказатель, что должен был сделать как наблюдатель. Но и цепочки трассеров из пулемета, бьющих по ограждению шоссе, хватило – наперебой заговорили пушки, их снаряды отбойными молотками кромсали бетон трассы, доставая и то, что было там, что казаки не видели. Потом к дороге, словно лазерный луч, протянулась ярко-алая трасса, и что-то вспыхнуло, загорелось так, что это было видно даже здесь.

– Седьмой всем! Седьмой всем, доложить потери и повреждения.

– Ястреб – Седьмому, на трассе два больших грузовика, в кузовах несколько ПТРК. Цели уничтожены, операторы, кажется, сбежали.

– Операторов обнаружить и уничтожить!

– Есть!

13 июля 2002 года
Гура Кальвария
Двадцать пять километров
юго-восточнее Варшавы

Жолнерство...

Еще одна из легенд, на которой держится такое живучее польское национальное самосознание. Жолнер – от искаженного немецкого Söldner, то есть солдат, наемник. Во время существования Речи Посполитой у нее не было нормальной армии, потому как не было нормального государства и нормальной налоговой базы – а были гусары и жолнеры. Гусария – это панство, те, кто может приобрести и содержать боевую лошадь и комплект снаряжения. Жолнеры – это наемники, которых нанимают паны и магнаты, когда им это нужно. Для войны, для завоевательного набега или для междоусобицы. Усобицы, кстати, были еще те – вплоть до артиллерийских дуэлей.

Последовавшее вторжение шведов, известное в польской мифологии как «потоп», положило конец и величию Речи Посполитой, и в конце концов независимости Польши. Но вот жолнерство – оно осталось...

Франциск Боровский, который сейчас стоял на мосту, пересекающем Вислу и используемом для грузового транспорта, идущего в обход столицы, с автоматом и бело-красной повязкой, и был как раз жолнером. Родился в русофобской семье, поступил в полицию, но через три года выгнали. Он говорил всем, что за антирусские взгляды – на самом деле за взятки. Поскольку делать особо ничего не умел, попытался наняться на Восточные территории охранником – не взяли, пришлось устраиваться охранником здесь, в одну из ордонаций князя Радзивилла. Охранял он не столько саму ордонацию, сколько находящийся там в неприметной «хозяйственной постройке» подпольный винокуренный завод. Приходилось ему охранять и машины, вывозящие продукцию сего завода в ненавистную ему Россию. Жил он бесхитростно и жизнью был вполне доволен.

Потом начался рокош, и Боровский с удивлением обнаружил две вещи. Первая – что он теперь работает не просто на польского магната князя Людвига Радзивилла, а на первого министра страны. Вторая – что он теперь поручик Армии Людовой.

Первое его обрадовало. Близость к власти в Польше всегда хорошо окупалась. Второе – не очень, он думал, что все будет точно так же, только не придется бояться, что придут русские полициянты и всех арестуют за подпольное винокурение. А оказалось, что придется воевать с русскими...

Итак, поручик Армии Людовой Франсиск Боровский, возглавляющий команду из пятнадцати (больше не нашлось, а утром двое сбежали) рокошан с автоматами на пяти машинах (краденых) и одном бронетранспортере, стоял на стратегически важном мосту, пересекающем Вислу в обход Варшавы и способном выдержать движение танков, – и взимал плату за проезд. Инфраструктура здесь уже имелась – шесть будок для сборщиков платы, шлагбаумы, объездная дорога была платной – вот только теперь вместо владельцев дороги в шести будках сидели шесть рокошан Боровского и взимали с беженцев, направляющихся в Западную Польшу от наступающих русских, плату. Какую? А какую хотели, такую и взимали. На глазок определяли, насколько человек богат, и называли сумму. Когда человек бежит из дома, он обычно берет самое ценное, что только может унести с собой, причем это ценное должно быть и легким. Деньги, драгоценности, столовое серебро, картины. Дело близилось к вечеру, и рокошане Боровского набили отнятым у беженцев добром целый грузовик и начали заполнять второй.

Итак, шесть рокошан сидели и взимали плату, еще несколько «руководили процессом», то есть следили за порядком в очереди, гасили недовольство, брали деньги с тех, кто решил проехать вне очереди, и осуществляли общее руководство. Только двое наблюдали за обстановкой – одновременно на реке и на подходах к мосту – и делали это плохо, спустя рукава, потому что от этого им не капало в карман. Сам пан Боровский сидел в кабине грузового «Аннахайтс-дизеля» и сладостно подсчитывал барыш.

Ах да, совсем забыл...

Еще рокошане Боровского должны были взорвать мост при угрозе его захвата. Теоретически все должно было происходить так: русские подходят к мосту, рокошане героически обороняются от наседающих москалей, оружие убитых подхватывают беженцы, которых только что обобрали, и тоже стреляют в москалей, а когда сил противостоять нашествию варваров с востока уже не останется, сам героический пан Боровский, раненый, из последних сил вдавит кнопку детонатора – и мост рухнет прямо перед русской бронетехникой.