Но начал Петрович издалека…
– Хочу тебе разъяснить по пунктам, что вообще произошло и что ты, стервец, натворил. На будущее урок, чтобы в дальнейшем так не косячить. Вот слушай. Пункт первый. По дворцу поползли слухи, что немка спит с женихом, не дождавшись свадьбы. Слухи дошли до Марии Федоровны, и она кулуарно пропесочила Ники и Моретту. Не за то вора били, что воровал, а за то, что попался. А также за то, что на нравы и общественные приличия наплевали так явно, что сплетни могут выйти за пределы дворца и нанести урон престижу царствующего дома.
Пункт второй. Разобиженный в лучших чувствах Ники приказал найти источник утечки информации. И кому? Не своему главному охраннику Гревсу и не будущему председателю будущего КГБ Васильчикову. А простым казачкам-ординарцам! Путем проведения оперативно-следственных мероприятий доморощенными сыщиками было установлено, что лакей Акакий поведал камердинеру великого князя Николая Николаевича о том, что Моретта не ночует в собственной спальне. Взявшееся с потолка, бездоказательное обвинение, что именно великий князь Николай Николаевич был распространителем слухов в императорском семействе, оставим на твоей совести. Сплетни среди обслуживающего персонала – дело обычное. Хотя, пожалуй, этот мелкий грех более характерен для женщин. Как мог чей-то лакей узнать, что Моретта не ночует в своих покоях, – вопрос отдельный, мужчин в дамские комнаты не допускают. Уборкой в покоях прочих принцесс занимаются горничные. По умолчанию, камер-дамы и фрейлины Марии Федоровны, опекающие Моретту, проболтаться точно не могли. А уж проводить Моретту до самых покоев цесаревича – вообще из области фантастики! У тебя ведь здесь тройное кольцо охраны стоит! Это тебе понятно? – хмуро спрашивает Шенк.
Я обалдело киваю. Вот так! Мордой об стол. Да еще и повозили означенной глупой мордой по означенному столу. А Петрович продолжает:
– Ну, раз с этим разобрались, следуем дальше! Пункт третий. Великий князь Николай Николаевич тайно встречается с лакеем и камердинером, чтобы, не поднимая шума, уточнить подробности. Вполне возможно, он просто хотел убедиться в правдоподобности слухов. Но, впрочем, предположим, что именно этот великий князь – злостный распространитель этих слухов… Давайте зададимся вопросом: с какими целями он это делал, чего хотел достигнуть? Зачем ему лично встречаться с лакеем и выяснять подробности, если результат уже достигнут. Пряники уже розданы, и новые подтверждающие сообщения, собственно, не нужны. Но наш любимый цесаревич, как обычно, действует неординарно… Тебе не кажется, что логичнее было бы втихаря разъяснить лакею, что трепаться вредно для здоровья. Чьему камердинеру сообщалось, ты уже узнал. Но нет! Наш герой, блин, считает, что лучше всего поймать всех интересующихся лиц в момент передачи информации. Зачем тебе это понадобилось? – испытующе смотрит на меня Шенк. – Если все фигуранты ясны!
Пункт четвертый. Всем сестрам роздано по серьгам: великого князя просят удалиться, его камердинера волокут на конюшню, чтобы выпороть, а лакея грузят в мешок с целью утопления. Зачем? Чтоб наутро весь двор узнал, что во дворце завелся убийца, и, испугавшись, прикусил язык!
Я тяжело вздыхаю. Блин, кругом он прав! Это же надо было так обгадиться! Господи, куда ты дел мои мозги?
– Самоконтроль, умение сдерживать собственные эмоции и желания – вот отличительные особенности, которыми должен обладать руководитель любого ранга, не говоря уж о будущем императоре! – наставительно говорит Шенк. – А ты, салабон гофрированный, показал, что тебе это недоступно. Ешкин дрын, ты ведь постоянно подобные фортели выкидываешь!
– Это когда? – вскидываюсь я.
– Тебе примеры нужны? – рычит Шенк. – Начнем с убийства Солсбери! Ты ведь даже не понимаешь до сих пор, что ты тогда натворил! Никто не смог бы достоверно просчитать реакцию Британской империи на убийство премьер-министра! И это в самый разгар противостояния России и Британии! Чудо, что не дошло до открытой войны! А то, как ты красиво дал уйти в Японии главному фигуранту, которого было бы логичней взять живым и с пристрастием порасспросить! Сейчас бы мы, глядишь, располагали достоверной информацией из первых рук, а не гаданием на кофейной гуще занимались! Теперь из-за твоей несдержанности, ну что тебе стоило потерпеть до свадьбы, по дворцу поползли слухи. Ну, конечно, во всем виноват лакей Акакий Абвалкин, камердинер Николая Николаевича и сам великий князь Николай Николаевич собственной персоной.
Я, чувствуя, как горят от стыда уши, низко опускаю голову. Что же он меня так? Как щенка? Как щенка… Ведь в той жизни мне 42 года было, я три войны прошел… Опытный ведь человек! Но, видимо, опыт не тот, и оказываюсь я именно что щенком против генералов этих грушных. Действую на импульсе, о последствиях не думаю…
А Шенк уже заканчивал свою обличительно-воспитательную речь.
– Так выкристаллизовывается основное обвинение против Ники как наследника престола: отсутствие выдержки и неспособность к взвешенному анализу ситуации! Император, несомненно, любит и ценит своего сына, но убийство напоказ, чтоб знали, по пустяковому случаю, наверняка перевесит чашу весов.
– Так что же теперь делать-то, Петрович?
– Что-что… запасаться вазелином! Твоя задача сейчас – оказаться первым допущенным к Александру. Первым, ешкин дрын, ты понял! Потому что именно на основании твоей версии император будет рассматривать все произошедшее. Рви к нему немедленно! И не забудь сказать, что ты сам одумался и отменил экзекуции лакея и камердинера!
Милая душка Минни, собственная моя маленькая жена!
Я знаю, как ты переживаешь за нашего мальчика, нашего Ники. Полагаю, les neveu [211] Серж и Николаша любезно известили тебя о произошедших событиях этой тяжелой ночи. Но хочу сам рассказать тебе обо всем произошедшем, дабы ты, драгоценная моя подруга, могла сама оценить, кто прав, а кто – нет…
Я уже помолился и собирался ложиться спать, как ко мне вошел, нет, не вошел, а просто-таки ворвался Ники. Боже мой, видела бы ты его в тот момент! Перекошенное лицо, расстегнутый мундир, глаза горят безумным огнем.
Я не успел поинтересоваться, что с ним произошло и почему он в таком виде, как Николай немедленно стал упрашивать меня «оградить» его от циркулирующих по дворцу гадких слухов о его взаимоотношениях с невестой. Удивленный и возбужденный этой странной просьбой, я начал расспрашивать его о том, что произошло. Николай со слезами в голосе сообщил мне, что он два часа назад велел своим казакам утопить какого-то лакея, распространяющего сплетни, а заодно приказал выпороть на конюшне камердинера Николая Николаевича, который деньгами поощрял этого лакея к выдумкам!
Я пытался успокоить сына, а также выяснить, что все-таки произошло. Наш маленький Ники! Ведь ты помнишь, моя дорогая, как еще каких-то десять лет тому назад наш мальчик так трогательно рыдал над убитым голубем! И вдруг «утопить, запороть»!..