При виде меня в глазах приказчика мелькнуло удивление, но он тут же взял себя в руки.
– Чего-с изволите, милостивый государь? Есть отличная ткань из Шотландии, есть лионский бархат, есть… – затараторил паренек, расплывшись в самой любезной улыбке.
– Мне бы, уважаемый, модный журнал посмотреть, – хмуро буркнул я, представляя, что сейчас там увижу. На фоне этого ужасного пиджачка мой наряд выглядел… более уместным!
– Да-да, конечно! – немного смешался приказчик, доставая из-под прилавка стопку журналов. Н-да… на наши глянцевые издания эти произведения местной полиграфии не походили решительно, напоминая скорее толстые газеты. Но тем не менее картинки в них были пусть и бледноватые, но цветные.
Предчувствие меня не обмануло – последние веяния мужской моды отличались крайней, на мой вкус, нелепостью. Коротенькие, чуть ниже пояса, пиджачки, коротенькие, по щиколотку, узкие брючки. Неужели здесь нет приличных костюмов? Тут я пожалел, что не внедрился в окружение Олега, – по крайней мере, в мундире я выглядел бы по-человечески.
– Вот что, любезный, позови-ка своего хозяина! – мрачно сказал я, продолжая меланхолично листать журналы.
Офигевший приказчик кивнул и скрылся в подсобке. Не прошло и минуты, как передо мной нарисовался хозяин магазинчика – толстый лысый дядька, одетый в коричневый сюртук. Вид у него был недовольный – судя по тому, что он вытирал жирные губы кружевным платочком, я оторвал человека от еды.
– Так что вы хотите, сударь? – нелюбезно поинтересовался толстяк, окидывая меня оценивающим взглядом. Видимо, мой вид заставил его усомниться в моей кредитоспособности, потому как следующая фраза прозвучала уже откровенно по-хамски: – Мы тут шароварами не торгуем!
Я вскинул на мужика глаза, и тут с толстяком произошла интересная метаморфоза. Он неожиданно побелел, хватанул открытым ртом воздух, в его глазах мелькнуло безмерное удивление, но удивление другого рода, нежели давеча у приказчика. Он явно меня узнал, вернее, узнал мое нынешнее тело.
– Х-осподи! – выдохнул он наконец. – Уважаемый Александр Михайлович! Что же вы сразу не сказали, что это вы? А то мой дурак, – пинок в бок изумленно пялившемуся на эту сцену приказчику, – прибегает и говорит, мол, какой-то мастеровой хозяина требует! Я выхожу, а здесь вы! Что вам угодно, Александр Михайлович? Все, буквально все сделаем!
– Вот что, любезный… э… – Я тщетно поискал в памяти Александра имя этого человека. Вполне естественно, что тот знал в лицо представителя богатейшей в городе семьи. Но вот представитель семьи видел его в первый раз.
– Фролов! Савелий Федотович Фролов! – радостно отрекомендовался хозяин. – К вашим услугам, милостивый государь!
– Вот что, любезный Савелий Федотович, – повторил я, – мне пришло в голову обновить свой гардероб. Что порекомендуете? Только не из этого ассортимента, – я брезгливо отодвинул журналы, – последние моды из Парижа мне не подходят. Что сейчас носят деловые люди?
Фролов оторопело пялился на меня минуты две. Все это время в лавке висело гробовое молчание. Приказчик вообще не дышал, напоминая статую. Наконец в глазах Савелия мелькнуло понимание, он жадно облизнулся – обновить гардероб миллионера – это же приличный куш.
– Очень, очень хорошо! – счастливо возопил Фролов. – Я буду несказанно рад помочь такому человеку! Прошу, прошу вас, пройдемте в примерочную!
Из лавки я вышел спустя два часа совершенно обновленным. Магазинов готовой одежды, в нашем понимании, здесь не существовало, поэтому с меня сняли мерку и тут же, на месте, раскроили ткани и наскоро, на белую нитку прикинули три костюма и сюртук. Окончательно вещи должны были быть готовы только завтра, но в мастерской уже висела готовая тройка, заказчик которой не потянул цены. Костюм был вполне приличный, из тонкой темно-бежевой чесучи. Мне он сразу понравился, и портной за десять минут подогнал его по моей фигуре. Тут же на месте мне подобрали несколько рубашек и галстуков, две пары ботинок. К счастью, в примерочной было большое ростовое зеркало, и мне удалось наконец-то как следует себя рассмотреть. Что ж… Я остался доволен новым приобретением – парень был довольно высокого роста, под метр девяносто, с широкими, хотя и костлявыми плечами. Мускулы действительно слабоваты, кожа на теле очень бледная, да еще и в мелких прыщиках. На лице тоже присутствовали прыщи – последствие неправильного питания. Я припомнил завтрак… Хм… если Александр так питался каждый день, то удивительно, что он еще пузо не отрастил. Видимо, дело было в худощавой конституции. Волосы на голове были довольно длинными и малость спутанными – не любил парень причесываться. Бороденка же была откровенно смешной – три волосинки в шесть рядов, смех один. Заметив, что я недовольно морщусь, пытаясь расчесать пальцами густую русую гриву, Фролов заметил, что его приказчик уже давненько учится на парикмахера и вполне может помочь мне с прической прямо сейчас. Это меня порадовало, и я бестрепетно согласился стать жертвой куафюра-недоучки, справедливо рассудив, что хуже уже не будет. Прилизанный паренек подстриг меня достаточно умело, а также сбрил дурацкую бороденку, оставив лишь легкий пушок над губой – пародию на усы. Это я вовремя вспомнил, что в нынешнем благословенном веке мужчины с совершенно босым лицом не ходят.
От местного аналога бриолина я отказался, просто зачесал волосы назад. В итоге все услуги обошлись мне всего в сто пятьдесят три рубля шестьдесят семь копеек, что меня несколько смутило. Из далекого будущего казалось, что цены были выше…
Плата за шитье была такой: сюртук – 8 рублей, брюки – по 2 рубля 50 копеек, жилет – 2 рубля, пиджаки – от 5 до 8 рублей. Плюс к тому стоимость тканей, из которых самая дорогая – чесуча – тянула всего на 1 рубль 15 копеек за аршин.
Мой внешний вид настолько изменился, что, когда я сел в коляску, Захар, не узнав меня, лениво буркнул:
– Ну куды, куды прешь?
– Под муды! – веско сказал я, отвешивая кучеру новый подзатыльник. – Вот теперь едем на Рождественку!
Морда у кучера стала… настолько своеобразной, особенно цвет, что я громко, в голос, расхохотался. Захар судорожно вздохнул, очумело мотнул головой и свистнул вожжами. Застоявшийся мерин неожиданно пошел галопом, а я удовлетворенно откинулся на спинку сиденья – фокус удался! Теперь и братец Иван Михалыч будет ошарашен, а с ошарашенным, выбитым из колеи купцом договориться будет проще!
Здание банка Рукавишниковых, так же как дворец на Волжском откосе, продолжает украшать Нижний и в XXI веке. Красивый двухэтажный дом в стиле «русского барокко». Со вкусом у Ивана Михайловича, в отличие от Сергея, все было в порядке. Впрочем, как и с умом. Он постоянно прокручивал сложные многоходовые сделки, спекулируя железом и солью. Рисковал, конечно, проигрывал, причем иногда на таких сделках терялись довольно крупные суммы. До полумиллиона включительно. Но чаще выигрывал. Жил Иван Рукавишников только интересами бизнеса. Я знал, что он приезжает в контору ни свет ни заря, а уезжает домой только за полночь. Но, несмотря на подобный фанатизм в работе, труд его был непроизводительным. Деньги приносили деньги, только и всего. Железоплавильные заводы, поставленные патриархом Михаилом Григорьевичем, постепенно приходили в запустение. И я точно знал, что к 1890 году самый большой завод, стоящий в Канавине [70] , полностью устареет и пойдет с молотка за смешную сумму в 5500 рублей. А к началу XX века спекуляции доведут семью до финансового краха. Допустить подобное развитие событий я не мог.