А государственные институты и впрямь не работали. Буквально за несколько часов жемчужина западного побережья, город для туристов превратился в горячую точку. Конечно, это не Тегеран и не Бейрут, но все же бардак первостатейный. На улицах полно народа, кто с оружием, кто без, где-то стреляют – но непонятно где. Движение – в час по чайной ложке, некоторые бросали машины прямо на проезжей части, создавая «долгоиграющие» пробки. Где-то что-то горит, заметно, что некоторые магазины грабят, а у одного стоял грузовик, и его грабили «на широкую ногу», не уносили добычу на горбе, а складывали в грузовик.
Очень быстро все стало на свои места. Хваленая толерантность и политкорректность куда-то испарились, что можно видеть – люди собираются группками по признакам расы и национальности. Белые – к белым, черные – к черным, эмигранты, насколько можно понять, – тоже в основном к белым. Группки эти если и находятся где-то рядом, то настороженно следят друг за другом. Свои и чужие разделились моментально.
Стрельба началась неожиданно, мне совсем недолго осталось доехать. Стреляли не по моей машине, но ублюдок впереди меня, на «Шевроле Бовилл» – открыл дверь и, пригибаясь, дал деру. Объехать машину было невозможно…
Что за чертовщина происходит?
Одно я знал точно: в такой ситуации останавливаться нельзя, броня – не панацея, найдут, чем вскрыть и ее, могут элементарно облить машину бензином и поджечь. С них станется.
Первым делом я попытался сдвинуть впереди стоящую машину, чтобы проехать. Аккуратно, без удара, на минимальной скорости подпер бампером «Бовилл», чуть прибавил газу. Машину удалось протолкать вперед метров пять, потом она встала, а попытка еще поддать газу закончилась тем, что «Бовилл» начало разворачивать. Все, стоп. Если развернет, то окончательно загородит проход, и я больше времени потеряю.
Выстрелы раздались еще ближе, стреляли из карабина калибра 5,56 – он трескучий, не похож на глухой стук русских автоматов. Но хорошего мало – пуля 5,56, которую приняли на вооружение североамериканцы, попадая в тело, повреждает ткани так, что без медицинской помощи гангрена почти гарантирована. И мне без оружия под огонь такого карабина попадать не хотелось.
Но и сидеть как дураку в машине, пусть бронированной, не хотелось.
Решился – не глуша мотор, открыл дверь, посмотрел вперед, назад – похоже, никого, только такие же бедолаги, как и я, в пробке, причем у них-то машины не бронированные. Мне надо было всего лишь снять «Бовилл» с передачи и поставить правильно руль, ничего больше. Потом вернуться в «Форд» и протолкать «Бовилл» дальше, освобождая путь. Решившись, я покинул «Форд» и побежал к «Бовиллу».
Конечно, там была коробка-автомат, как иначе. Буксировать машины с такими коробками нельзя – но мне это до дверцы, мне лишь бы еще метров десять протолкать. Вслушиваясь в стрельбу – карабин заглох, бухали теперь пара ружей двенадцатого калибра и пистолет – и стараясь не светиться в остеклении кабины, я переключил коробку на нейтраль, повернул руль так, что, по моим подсчетам, как минимум метров пять еще протолкаю. Потом ничего не поделаешь, если дальше не пройдет, придется еще раз повторять эту эскападу, и, возможно, уже под огнем.
Впервые я пожалел, и сильно, что выехал в город.
Я так и не понял, откуда тогда он взялся. Просто поставил машину как нужно, захлопнул дверь, побежал обратно – и столкнулся с ним. Человек бежал быстро, очень быстро, он сматывался – и мне тоже совершенно не улыбалось провести даже лишнюю секунду вне бронированного чрева «Форда». Поэтому – столкнулись мы знатно, как игроки в футболе [52] , с искрами из глаз, и оба упали. Я только потом узнал, что у него повреждена рука, пока что мне каким-то чудом удалось схватиться за карабин. Прежде чем противник сориентировался, я рванул карабин на себя, выводя заодно и его из равновесия. В такой ситуации обычно человек хватает свое оружие и не отдает – он же поступил правильно, выпустил оружие. Его рука, почему-то левая – левша, видимо, – нырнула за пояс – и в следующую секунду неизвестный уже целился в меня из пистолета. Но и я успел перехватить карабин и вскинуть его к плечу, стоя на коленях. Так что когда неизвестный направил на меня пистолет – я прицелился в него из карабина буквально в упор, с метра или даже меньше. Как в кино, снимаемом в Гонконге, вот только когда в тебя целятся из пистолета с пары метров, сам ты это как кино не воспринимаешь.
– Not loaded [53] , – выдохнул мой противник, целясь в меня.
– Let’s try it… – ответил я.
Долго целиться друг в друга нам не дали – слева забухало ружье, картечь хлестнула по борту машины, с хрустом осыпались стекла в «Бовилле» – и я, выругавшись на великом и могучем, ушел с линии огня, прикрылся высоким бортом вэна. Мой противник среагировал моментально, едва ли не быстрее меня – он укрылся за высоким бронированным капотом «Форда». И тоже выругался. Ублюдки стреляли, в любой момент они могли нас обойти – и надо было что-то делать.
В отличие от «АК» – в карабинах Кольта невозможно отодвинуть затвор назад и посмотреть, есть ли патрон в патроннике. Но зато здесь был пластиковый магазин от Magpul, в котором есть прозрачное окно для определения количества патронов в магазине. В темноте я разглядел, что патронов восемь-десять есть, карабин стоял на одиночном огне – то, что нужно.
Если ты участвуешь в перестрелке, прячась за машиной, и твой противник тоже прячется за машинами – всегда смотри, прикрыты ли твои ноги, и воспользуйся промашкой противника в этом вопросе. Человек подсознательно воспринимает баррикаду в виде машины как стену – но это не так, между днищем машины и дорогой всегда есть какое-то расстояние, и если ноги противника видны, то… Я моментально наклонился вниз, увидел в темноте движение, растянулся на асфальте и сделал один выстрел. Большего не потребовалось – противник с диким воем растянулся на асфальте, добивать я его не стал. С той стороны открыли огонь, уже беспорядочный, я перекатился по асфальту, чтобы не подниматься и не становиться мишенью, – и оказался напротив открытой дверцы «Форда» как раз в тот момент, когда пацан разобрался с ситуацией и собрался сваливать. Правильно, двигатель-то работает, что бы и не свалить. Сотню метров проедешь, потом машина остановится, потому что у меня в кармане карточка противоугонной системы…
– Не возражаешь? – сказал я по-русски, прицелившись в неизвестного из карабина. – Лезь на соседнее и не дури.
Русский язык сыграл просто волшебную роль. Почему русский? Да потому, что в стесненных жизненных обстоятельствах, таких как сейчас, русский человек начинает ругаться на великом и могучем, потому что никакой другой язык не передаст всю полноту его ощущений. Английские четырехбуквенные слова [54] – с русским матом и рядом не стояли. Когда по нам открыли огонь из ружья, я выругался, и точно на таком же языке выругался неизвестный. Значит, свой. В Тегеране так по связи опознавались – ни один перс, араб или афганец не мог так выражаться, мат в эфире стоял сплошной, уши вяли.