Негр помедлил с ответом.
– Ты русский?
– Да.
– С флота?
– Да.
– Я тебе не верю.
Я достал паспорт, положил перед ним. На обложке гордо красовался двуглавый орел, тисненный золотом.
– Открой, посмотри.
– Пальцы жирные…
Я убрал паспорт обратно в карман.
– Я знаю правила. Какое бы дерьмо ни происходило – это наше дерьмо, и с ним должны разобраться мы сами. У нас – так же. Ты можешь сидеть здесь до скончания века, потому что PATRIOT Act теперь разрешает держать людей в камере сколь угодно долго, без предъявления обвинений, по одним лишь подозрениям. Только боюсь, что скончание века наступит быстрее, чем мы рассчитываем. И своим молчанием ты докажешь только одно – что ты полный, законченный идиот.
Я закрыл коробку с пиццей, взял ее под мышку.
– Счастливо оставаться. Надумаешь заговорить или захочешь еще пиццы – зови!
– Стой! – раздалось у меня за спиной, когда уже щелкнул электрозамок.
Я махнул рукой, чтобы закрыли снова, вернулся за стол.
– Поговорим?
– Поговорим, – спокойно сказал Дункан, – я майор армии САСШ. Спецподразделение.
– Какое именно?
– На данный момент приписан к штабной роте семьдесят пятого полка.
– Рейнджеры.
– Они самые.
– А остальные кто?
– Военные полицейские. Из моих здесь только Джим, остальных мы взяли в Форт-Драме, когда прибыли сюда.
– Почему вы прибыли к Михельсону? Вы понимаете, что совершенное вами – уголовно наказуемо?
– Бога ради… Эту работу нельзя делать в белых перчатках.
– Закон написан не для того, чтобы каждый толковал его по своему личному усмотрению, – сказал я, рассчитывая нащупать здесь болевую точку. И нащупал. Глаза негра сузились, он заговорил отрывисто и зло:
– Два года назад несколько моих парней в Мексике попали в засаду. Это произошло потому, что проклятое СРС не выполнило свою домашнюю работу. Знаешь, что с ними сделали? Жаркое. Берется бочка, туда сажают связанного человека и подливают дизельного топлива. Немного, чтобы горело кое-как. Потом еще и еще. Понял? Когда достаешь человека из такой бочки, то чаще всего остается только часть торса и голова, остальное превращается в уголь.
– Тогда послушай меня, сукин ты сын. Несколько лет назад я оказался в городе, который называется Бейрут. И который вы, на пару с проклятыми британцами, решили у нас отнять. Знаешь, как это бывает? Ползешь по коридору и чувствуешь что-то мягкое. Смотришь – рука. Тянешь ее на себя, она поддается и видишь, что здесь только одна рука, а больше ничего нет. Или дети. Аллахакбары проклятые убивали детей, им нравилось убивать детей, потому что те не могли оказать сопротивления. Они убивали детей, чтобы мы устрашились и больше никогда сюда не вернулись. А иногда и мы их убивали, потому что, когда обстрел начинается, там не разберешь, целые дома рушатся. Got it, mother fucker? [47]
Негр покачал головой.
– Парень, я хотел бы тебе поверить, но не имею права.
– Пока мы здесь сидим, где-то тикают часы. Ты это понимаешь?
За спиной щелкнул замок – почему-то у меня этот звук вызвал такие же ощущения, как звук передернутого автоматного затвора. В кабинет сунулся Збораван.
– На минуточку…
Я вышел, захлопнул за собой дверь.
– Новости?
– Еще какие. К нам прибыли люди, у них на руках предписание федерального судьи об освобождении этих двух типов.
– Что за судья? – спросил я, хотя не знал лично ни одного федерального судью в радиусе тысячи миль отсюда.
– Федеральный судья Джек А. Стоувер. Между нами – именно к этому судье частенько попадают самые щекотливые дела.
Я лихорадочно думал.
– Мы обязаны их освободить?
– Немедленно.
– А на кого выписано постановление?
– Некие Дункан Тигер и Джим Донахью.
– Первое имя больше похоже на кличку или оперативный псевдоним.
– Да, но мы все равно должны их освободить.
Я усмехнулся. Иногда нужно немного цинизма, и как раз в этот момент я придумал, как его проявить.
– Сэр, а кто такие Дункан Тигер и Джим Донахью? Вы их знаете? Лично я – нет. Они не представились, мы сняли с них отпечатки, пока на них, как я предполагаю, ничего не пришло, что помогло бы опознать их. Пока что у нас два Джона Доу. Документов нет – значит, мы выпустим их только тогда, когда федеральный судья Стоувер выпишет предписание на двух Джонов Доу, не так ли, сэр?
Збораван подозрительно смотрел на меня.
– Ты чертовски хитрый русский сукин сын, – наконец сказал он, – а я могу получить весьма неприятную запись в личное дело. Но черт меня возьми, если я позволю этим дружным с судьями ублюдкам поиметь меня. Так и сделаем…
24 августа 2002 года
Вашингтон, округ Колумбия
950 Пенсильвания-авеню, федеральное здание
Офис генерального атторнея САСШ
Все-таки в Североамериканских соединенных штатах есть закон. И это радует…
Почти два дня «активной» работы не принесли ничего, кроме дурацкого противостояния перед стенами АТОГ – не знаю, как остальные, но лично я чувствовал себя не в своей тарелке. Все дело было в том, что пока мы мерились… силой бюрократического влияния, где-то вполне могли тикать часы. Это самое страшное, этого боятся все спецслужбы мира. Большой транспортный контейнер, отправленный в другую часть света, арендованный бокс или гараж на окраине крупного города, большой трейлер или фура.
И города нет…
Собственно говоря, задействовав свое влияние, немалое влияние антитеррористического центра, который выходил, по сути, на министра безопасности Родины и советника президента САСШ по вопросам национальной безопасности, мы попытались понять, кого наш противник выложит на стол в противовес. Вместо этого из офиса министра безопасности Родины пришло категорическое требование передать наших пленников прибывшим за ними лицам. Тогда был задействован вариант номер два – хорошо, что в АТОГ собраны самые разные люди и у них со времен оных остались старые связи. Сделали мы вот что – отдав пленников, мы «дали ход» делу по нападению на адвоката Михельсона, потребовав разбирательства – в нашем понимании, те, кто забрал у нас пленников, меньше всего этого хотели, и именно поэтому мы должны были играть против них, причинять неудобства и беспокойство. Результатом стало требование немедленно прибыть в Вашингтон, в министерство юстиции САСШ, играющее в САСШ примерно такую же роль, как Генеральная прокуратура у нас.