Выехали назад, под визжащие в дыму пули, и тут же вперед, рывком – смотаться с улицы, пока не поняли, что происходит. Забасил ДШК, и редкая автоматная дробь разом заткнулась, но один, самый настырный, достал-таки их, по кузову – как молотком по железу.
– Назад! – заорал поручик. – Еще назад, жми!
Обалдевший от крика внештатный водила прижал газ, и они, проскочив под прикрытием дыма простреливаемую улицу, въехали в еще одну «внутридомовую арку», проскочили ее и выскочили на другую улицу, где про них знать не знали и ведать не ведали… и не стреляли соответственно. Увидев надвигающуюся с тыла стену, водила даванул на тормоз, но поздно. Пикап «на излете» грохнул бампером об стену, всех швырнуло назад. Опомнившись, десантники заколотили прикладами по кабине, суля водителю всяческие кары.
– Налево и вперед, – подсказал поручик, сверяясь с картой…
Они рванули по улице, прыгая на ухабах, ломясь вперед, как стадо разъяренных бизонов, где-то в городе были другие подразделения исламистов, но они, видимо, ошалев от прущего напролом вооруженного пулеметом пикапа, так и не стали стрелять по нему. Наобум они пронеслись через всю улицу, свернули налево и увидели, что впереди – баррикада, сделанная из подорванного, перегородившего улицу танка. По ушам проехался давящий гул вертолетных лопастей, а с вертолетом могло быть все что угодно, и не факт, что он знает тайну белого дыма, а потому, развернувшись буквально на месте (в нормальной обстановке ни один из них не сумел бы повторить такой разворот в теснине переулка), они понеслись обратно.
Поймали их на пустыре, на том самом, на который их ориентировали. Они выскочили прямиком на точно такой же пикап, только на нем было полно духов, они его буквально облепили – приварили по обе стороны кузова какие-то подножки и ехали, держась за борта, такое вот транспортное средство отделения, если не больше. И прежде чем кто-то что-то успел сообразить, поручик полоснул по ним из выставленного через разбитое окно сошками на капот «Печенега», а сзади гулко забасил ДШК, с близкого расстояния разрывая бородатых на части, отрывая куски от их тел, отправляя в небытие одного за другим. Впереди что-то горело, тяжелый, черный от соляры с покрышками дым… и там же, в дыму, суетились духи… но духи не ждали, что выскочившие на них соплеменники, не раздумывая, откроют по ним огонь… а может, и не соплеменники, Аллах их разберет…
Аллах акбар!
Дымным копьем просвистела граната и воткнулась совсем рядом с машиной, и кто-то заорал в кузове… заорал криком не ярости, но боли… а следующая граната воткнулась им в колесо, и вспучился изнутри адским пламенем капот… и то, что до сего момента происходило прекрасно, в одно мгновение превратилось в полное дерьмо…
– Из машины! – заорал поручик, но было уже поздно, кто мог, тот уже выскочил, а сидевший рядом с ним водила, рядовой Баграмян, всхлипывал на соседнем сиденье. Он потащил его за собой, потащил через коробку передач… и вытащил, зажал прыскающие кровью ноги, начал перевязывать до того, как третья граната воткнулась в кабину, лопнула огненным шаром, едва не перевернув на них машину…
Спас их вертолет. Небольшой, хищный, похожий чем-то на атакующую акулу, он вывернул откуда-то из-за здания и, особо не разбираясь, дал залп НУРСами [48] . Вздыбилась земля, машина спасла их от осколков, земля сыпалась с неба, кто-то кинул зеленую шашку, чтобы вертолет пощадил их – и вертолет не стал их трогать. Стальная птица в бурых пятнах камуфляжа зависла прямо над ними, давя утробным рокотом турбин, они перевязывали раненых… а потом заработала пушка… этот придурок вертолетчик, который их спас, открыл огонь по зданию, и пушечные гильзы стальным протоком повалились на них, горячие, как проклятый кипяток. Одна из них попала поручику прямо на руку, обожгла болью, но он даже не пошевелился, он вцепился в ногу раненого, пережимая брызгающую кровью вену и ожидая, пока у санитара будет время заняться им…
Через минуту с небольшим умер Терентьев. Это был хороший солдат, он, как и все они, пришел в армию сам и добивал второй год службы, и он всегда и для всех находил нужные слова, чтобы утешить или подбодрить – такой у него был дар. А сейчас осколок ударил его в шею сзади… так бывает, пуля или осколок находят именно незащищенное бронежилетом место на теле и вонзаются… чтобы смерть забрала то, что ей по праву причитается. Его стащили с кузова и даже попытались перевязать, но он все же умер на руках у своих товарищей, глядя куда-то вверх и даже не видя неба.
Это страшно – когда человек умирает и не может увидеть неба.
Они перетащили его и Баграмяна, с посеченными осколками ногами, но кости, слава богу, целы остались, под защиту канавы, здесь рыли канаву, видимо, чтобы проложить трубы… и трубы были, и канава была… и сейчас они заняли позицию и вызвали вертолет, потому что больше без подкрепления и без эвакуации раненых они воевать не могли.
А чуть в стороне дотлевал пикап, а рядом с ним был еще один – и кровь капала из его кузова тяжелыми багровыми каплями, которые впитывала ко всему привычная и видавшая еще и не такое персидская земля…
Потом появился и вертолет. Большой, грузный, палубного базирования «Сикорский» снижался медленно, словно принюхиваясь, а позади и выше покачивался в воздухе боевой вертолет, готовый оказать поддержку – перед посадкой он уже прочесал окрестности из пушки. Они и сами не поняли, что произошло, не заметили – снова то самое проклятое копье, оно летит в воздухе и оставляет дымный след… но вместо лезвия кумулятивный заряд, несколько сот граммов взрывчатки. Выстрел был точен, но смертник ошибся, а может, специально бил по двигателю, а не по хвостовому винту, опасаясь, что не попадет. Копье воткнулось в двигатель, полыхнула вспышка, и турбина взвыла на мгновение на высокой, жуткой ноте… а потом вертолет провалился вниз, тяжко плюхаясь с десятиметровой высоты на взрыхленную осколками землю.
А через секунду управляемый снаряд достиг здания, из которого смертник стрелял по вертолету, и сжег его в ослепительно яркой вспышке. Об этом никто не узнает, но обвалившийся этаж завалил еще троих – мать с двумя детьми, прятавшуюся на этаже от обстрела. Такова была эта война…
Поручик, первым выбравшись из ямы – к этому моменту он уже был легко ранен и контужен, – подбежал к вертолету, пригибаясь – лопасти еще не остановились до конца, вокруг свистели пули, стучала вертолетная пушка вертолета прикрытия. Рванул на себя рычаг, открывающий аварийный люк, сунулся в салон и наткнулся на смотрящий прямо в душу зрачок автоматного ствола.
– Свои, братва! – выкрикнул Татицкий и добавил по матушке, чтобы было понятно, что он и в самом деле свой – свои, десантники…
Падение вертолета закончилось на удивление малыми потерями – только двое тяжелораненых, среди них один из пилотов, и шестеро – с переломами. Это были моряки – морская пехота Флота Индийского океана, вторая волна десантирования, и их было ни много ни мало – полурота. К вертолету огневой поддержки присоединился еще один, им удалось наконец огнем пушек и ракетами отогнать стягивающихся к месту крушения боевиков. Заняли круговую оборону на пустыре, в ожидании эвакуационного вертолета…