Внутри было то, что я и ожидал увидеть. Это, конечно же, был Микеле. Молодой бычок, на голову выше меня, курчавые волосы, смуглая кожа и дурной характер. Сейчас он был красным от гнева, руки заведены за спину и скованы наручниками. Не полицейскими, а одноразовыми, пластиковыми, такими, какие использует армия. Рубашка – конечно же, красная – порвана на вороте и рукаве, набухающие синяки… кажется, еще и порез… да, точно, порез. В вороте рубашки видна золотая цепь, намного толще, чем это здесь принято. Ходячая выставка дурных манер – но, по крайней мере, он прост, как пятидесятицентовая монета.
– Салют, Микеле, – жизнерадостно сказал я.
Микеле посмотрел на меня и ничего не ответил. Дышал он тяжело, как загнанный зверь… видимо, моим пришлось повозиться. Двое с дубинками по обе стороны от драчуна, и одному точно попало.
– Что он натворил?
– Устроил драку, сэр.
– Что-то повредил?
– Да, сэр. Разбил стекло и чуть не перевернул машину для попкорна.
– Это не я! – рявкнул Микеле. – Машину не я!
– Свободны, – сказал я гардам, – разберусь сам.
Гарды недоуменно посмотрели на меня, потом один осторожно сказал:
– Сэр, это ваше, конечно, дело, но этот парень отправил Гарри в больницу, и не факт, будет ли он еще папой.
– Если только римским. Я знаю, что я делаю. Идите на посты, нечего здесь стоять.
Гарды сложили дубинки и покинули кабинет, один из них притворил дверь так, как будто она была стеклянной.
– С тебя две штуки, Микеле, – не изменяя жизнерадостному тону, сказал я, – и еще три для этих парней. Всякая работа должна быть оплачена, не так ли? У тебя есть пять штук?
– Я считал вас другом, мистер Воронцов, – заявил Микеле, фамилию мою он выговорил с трудом.
– Я и есть твой друг. Только поэтому я не скажу дону Онофрио о том, что ты здесь натворил. Именно это обойдется тебе в пять штук.
Простое правило – в каждой социальной среде есть свои правила, и если ты хочешь добиться успеха, ты должен знать их и следовать им. Уговаривать этого громилу бесполезно, в участок его везти глупо, это будет воспринято как предательство. Набить морду… этот засранец вряд ли поймет, надо было его воспитывать, когда он поперек лавки лежал, сейчас уже поздно. А вот пять тысяч американских долларов за возмещение ущерба – это нормально, это понятно и приемлемо. Доставил проблемы – плати.
– Итак, у тебя есть пять штук с собой, Микеле?
– Нету, – мрачно сказал здоровяк.
– А сколько есть?
– Ну… пара сотен и кредитки.
– Зачем мне твои кредитки? Ключи от машины есть? Надеюсь, не угнал?
Громила промолчал, что было принято за знак согласия. Я обошел его, достал нож – хороший складной нож нужно всегда носить при себе, чиркнул по белой полоске из сверхпрочной пластмассы.
– Давай ключи.
– Мистер Воронцов, а как же…
– У тебя же есть двести долларов. Поедешь домой на такси. Завтра принесешь пять штук и получишь назад ключи. Скажи, это честно?
Хоть я и не был итальянцем – правила жизни итальянцев, особенно сицилийцев, я знал. И они относились ко мне с опасливым уважением, хотя бы потому, что я никогда не учил их, как жить, я играл в том числе и по их правилам.
– Справедливо, мистер Воронцов, – признал наконец Микеле, протягивая ключи.
Я мельком глянул – ключи были от «Триумфа», маленькой и верткой британской машинки. Излюбленная машина для местных плейбоев.
– Как твоя дама, Микеле? Нормально будет, если она поедет на такси, или ты рискуешь потерять ее благорасположение?
– Да пошла она… – выругался здоровяк, растирая запястья, на которых были красные полосы от наручников.
Так-так, интересно…
– Дело твое. Тогда и мы пойдем.
– Куда, мистер Воронцов?
– На выход, куда же еще. Мне не нужны больше здесь драки. Это серьезное мероприятие. Все, пошли. И приведи рубашку в порядок.
Мы вышли из комнаты, которую эти двое все-таки охраняли, я показал им, чтобы и в самом деле шли на посты, делать здесь нечего. Мы же пошли к служебной лестнице, по ней можно было спуститься вниз, к автостоянке и на улицу, где полно такси. Я раздумывал над тем, кто же посмел поднять руку на Микеле Альвари, среднего сына дона Онофрио Альвари, одного из некоронованных королей Нью-Йорка, – видимо, какие-то беспредельщики, возможно, негры. Так получилось, что неподалеку от лестничной клетки, ведущей на служебную лестницу, был еще один выход, для специалистов по клинингу [23] , к туалетам. Только поэтому мы и услышали приглушенный крик, который оборвался каким-то глухим хлопком, сильно похожим на тот, с которым захлопывается дверь туалета.
– Мистер Воронцов… – сказал Микеле.
– Я слышал. Держись за мной и не делай глупостей.
Дверь открывается не внутрь, а наружу, к ней пристроен доводчик. Я осторожно открыл ее – и первое, что я увидел, была расшитая золотой нитью дамская сумочка, брошенная на кафельном полу у двери.
Интересно…
Возня была слышна вдалеке, это место не просматривалось от входа. Там были туалетные кабинки, здесь – раковины, зеркала и сушилки для рук. Все новенькое, блестит… Жаль будет, если что…
Так… А этих кто сюда пустил?
Конечно же, это были негры. Кто еще, кроме негров, додумается до такого. После отмены расовых ограничений негры распоясались окончательно, до двух третей мест в учреждениях пробации [24] занимают именно негры; правда, сейчас эта цифра уменьшается с каждым годом – криминальными королями страны все увереннее становятся латиноамериканцы. Но здесь были не латиносы, а именно негры, трое. Довольно прилично одетые, в джинсах, а не в спущенных чуть ли не до колен штанах типа «обосрался и иду» [25] , в рубашках, у одного еще жилетка из натуральной кожи поверх рубашки, еще у одного в расстегнутом вороте рубашки видна черная, по горло, водолазка. На всех троих полно золотых украшений – у двоих цепи, еще у двоих проколоты уши и серьги в ушах, а третий держится за свое ухо, и кровь между пальцев видна. Получил по заслугам… нечего женские сережки в уши вдевать. У одного рукава рубашки закатаны и видно золото на руках – массивные золотые часы и браслет. Этими руками он держит девчонку, белую, по виду лет двадцати с небольшим, приличную. Та придушенно трепыхается, но видно, что из последних сил. Употребить ее они еще не успели, но мы появились явно на самом интересном месте.