— Ага. — Тут Сонька вытянула шею и сказала:
— Вот это тачка, умереть в девицах… Спорю на твоего любимого паука — это он!
Машина тормознула возле лестницы, надо сказать, на нее стоило посмотреть, лично я такую видела в первый раз. Дверца распахнулась, и оттуда с трудом выбралась здоровенная горилла в зеленом пиджаке. Если это был Сонькин одноклассник, то он здорово изменился. Знакомиться с ним совершенно не хотелось. Взглянув на его лицо, я и вовсе опечалилась: может, он и похож на гориллу, только мозгов у нее явно больше. Рядом с ним появились две обезьяны поменьше, очень суетливые. Дверь распахнулась на всю возможную ширину, и Сонька выдохнула:
«Он!» Описание, данное ею Рахматулину, было довольно точным: невысокий брюнет в очень дорогом костюме, великолепная фигура скрадывала недостаток роста, и выглядел он просто сокрушительно, особенно на фоне трех мартышек, причем совершенно не был похож на уголовника, как я их представляла, хотя я и не очень утруждала себя на этот счет.
Пока мы глаза таращили, Рахматулин поднялся по ступенькам и направился к дверям «Айсберга». Одна из обезьян, та, что помельче, предусмотрительно забежала вперед. Он прошел мимо нас, совершенно не заметив. Сонька, которая при виде всего этого великолепия малость растерялась, пришла в себя и громко позвала:
— Витя! — Рахматулин обернулся, недовольно нахмурившись. Я покосилась на Соньку, конечно, женщина она сногсшибательная, но как-то мне не верилось, что любовь к ней он пронес через всю жизнь. Мне стало жаль наших усилий. В этот момент в лице Рахматулина стали происходить разительные перемены: сначала он нахмурился еще больше, точно что-то вспоминая, потом вдруг улыбнулся и пошел к нам, широко раскинув руки.
— Бог мой. Софа, ну надо же… Какая встреча!
Софа мгновенно расцвела, повела глазами и плечами и запела в ответ:
— Только не говори, сколько лет прошло, не стоит напоминать, что я уже старуха.
— Ну уж нет, потрясно выглядишь. — Он подошел вплотную, они с Сонькой обнялись и троекратно облобызались, по русскому обычаю, надо полагать. Три обезьяны выжидающе замерли, самая крупная сочла нужным нерешительно улыбнуться.
— Какими судьбами в наших краях? — спросил Рахматулин, отступая на шаг.
— Я ведь тебя ищу, Витя.
— Серьезно? — тут Витя посмотрел в мою сторону. Сонька права, к блондинкам он явно дышал неровно.
— Моя подруга, — влезла Сонька, обладавшая собачьим чутьем. Познакомься, Грета.
— Вообще-то Маргарита, — сказала я, — Гретой меня называет Софа и еще несколько друзей.
Он осторожно пожал мне руку.
— Виктор. Что ж мы стоим, а? Пойдемте, посидим, встречу отметим. Сколько лет не виделись… Ты Надьку Сорочинскую помнишь?
— Конечно.
— Так она в ментовке, следователь, прикинь?
— Серьезно! — ахнула Сонька. — Впрочем, она всегда была занудой, а этот ее дурацкий хвост…
Далее последовали воспоминания, обычные в таких случаях. Мы вошли в ресторан и заняли стол в нише, что-то вроде отдельного кабинета, обезьяны расположились неподалеку. Воспоминания продолжались.
— А помнишь, как Вовка Новосадов жука принес?
Я вежливо улыбалась и скучала, так как школьные воспоминания бывают интересны только самим вспоминающим.
— Что ж, — сказал Рахматулин, поднимая бокал с шампанским. — За встречу! — Мы выпили. — Да, сколько лет прошло, а ты не изменилась. Только красивее стала.
— Это ты из вежливости говоришь.
— Брось, ты была самой красивой девчонкой в школе, все парни по тебе с ума сходили, а я больше всех… Рассказывай, что, как, замужем, дети?
— Нет, Витенька, выбирала, выбирала и довыбиралась, осталась в старых девах.
— Не похоже, — засмеялся он, цепко ухватив взглядом костюм за доллары и бриллиантовые серьги. Как бы Сонька не пережала и он не решил, что мы проститутки.
Сонька тоже уловила эту опасность и спросила с избытком интереса:
— А ты? Женат?
— Был. Теперь свободен как птица.
— Дети?
— Дочь, пять лет.
— Да, время бежит, — Сонька напустила в глаза задумчивости.
— Не дождалась меня, — улыбнулся Рахматулин, — а я ведь тебе каждый день письма писал.
Сонька, видно, вспомнила, как именно они расстались, и пояснила, обращаясь ко мне:
— Витя был в армии, — по ее тону было ясно, о какой армии идет речь, а я как раз уехала в другой город. Знаешь, как это бывает — новые люди, новые впечатления. Как видишь, особого счастья мне это не принесло, загрустила подруга и вдруг брякнула:
— Вся жизнь в труде.
— Где трудишься?
— На телевидении. — Я слабо хрюкнула. — В общем, деловая женщина, уж что верно, то верно. — Витя, мы ведь тебя специально поджидали, у нас проблема.
— Забудь, — отмахнулся Рахматулин, — у тебя уже нет проблем. Кого из наших видела?
Я слушала, силясь выглядеть заинтересованной, Рахматулин все чаще поглядывал в мою сторону, я сидела, потупив глазки — скромность идет мне необычайно, это еще моя бабушка говорила. Сонька решила перевести разговор на меня.
— Жаль, ты с нами не училась, класс у нас был очень дружный, везде вместе, мы ведь почти соседи были?
— Да. Я училась в 31-й школе, — улыбаясь, согласилась я.
— Серьезно? — необыкновенно заинтересовался Рахматулин. — Это ж рядом совсем. Но ты, наверное, еще в первоклашках бегала…
Сонька сурово нахмурилась:
— Она одного с нами года.
— Да? Как же это мы не встретились? — вроде бы в шутку сказал он, но не шутил, и я и Сонька кое-что в этом понимали.
— Она у нас маменькина дочка, — проглотила обиду Сонька, потому что была мудра и знала: дело прежде всего, — зубрилка, отличница, консерваторию закончила, ей не до гуляний было.
Витька с пониманием потряс головой:
— Давайте-ка еще выпьем. Хороший вечер сегодня. Подумать только, живем в одном городе, а ни разу не встретились.
— Ты теперь большой человек, — ласково улыбнулась Сонька, — просто так беспокоить неловко. Шла и боялась, думала, может, узнать не захочешь.