Вот почему он был так уверен, что брат не выдал Оборотня: еще бы, тот ведь его попросту не знал. Илья вызвал брата, нацепил на него медальон и попытался выдать за себя. Причину мы знаем: не доверял он ни тем, ни другим, и подозрения эти хотел проверить. Только возможности свои он переоценил, и брат поплатился за это жизнью.
— Так зачем же Оборотню убивать Илью?
— Может, он перестал ему верить. Или больше в нем не нуждается. В любом случае Илья был единственным человеком, который знал, кто такой Оборотень.
Беседовали мы в прихожей, говорили вполголоса, наклонясь друг к другу. Тут возник Рахматулин, злой как черт. И сразу на меня накинулся.
— Ты уверяла, что Оборотень — брат Большакова. И где он, хотелось бы знать?
— А этот, на кровати, тебе не показался?
— Это Илья, у него на руке татуировка.
— А у Ильи есть брат, зовут Вениамин. Я ж рассказывала.
— Мне твое вранье поперек горла..
— Серьезно? А кто ж, к примеру, носил медальон и исчез 28 апреля?
Эти слова чрезвычайно взволновали Витьку, он еще раз заглянул в спальню, как видно, освежая память.
— Чепуха получается, — сказал он. — Это Илья, спору нет. Выходит, тот, пропавший, его брат. Так? — Я пожала плечами. — Значит, оба брата Большаковы — трупы, и кто ж тогда Оборотень? Или у тебя в запасе есть еще один брат?
— К сожалению, нет. Я принимала Илью за Вениамина и решила, что он и есть Оборотень. Возможно, я ошибалась. А возможно, и нет. Почему, например, ты упорно называешь пропавшего трупом? Кто-нибудь видел его мертвым?
Мой вопрос поверг Витьку в еще большее раздумье.
— Я тебе, красавица, на грош не верю, — наконец сказал он, — ты уверяла, что не знаешь, где этот самый братец находится, а сама прямехонько сюда отправилась. Да еще маскарад устроила.
— Я все объясню, — заверила я, пытаясь выиграть время.
— Надеюсь, — усмехнулся Витька. Увлекшись распутыванием замысловатого клубка, мы запамятовали, что находимся в чужой квартире, рядом с покойником. Тут зазвонил телефон, я машинально сняла трубку и услышала знакомый голос:
— Я решил избавить вас от хлопот с трупом…
Гудки… Я повесила трубку, поморгала и сказала, изо всех сил пытаясь хоть немного прийти в себя:
— Витя, по-моему, сейчас бабахнет.
Не сговариваясь, мы кинулись к двери, а потом к машине Рахматулина, которая стояла возле сараев.
Уже в машине мы посмотрели друг на друга и почувствовали себя дураками. Но ненадолго. До нас донесся хлопок, а вслед за ним из кухонного окна квартиры, где мы только что были, повалил дым. Пожарные прибыли через несколько минут, но квартира к этому времени выгорела дотла. Кое-кто об этом позаботился.
Мы собрались уезжать, когда я увидела машину Глеба, а потом и его самого. Он бросился ко мне, забыв закрыть дверь.
— А ты откуда? — вздохнула я.
— Жива?
— Как видишь.
— Значит, можно благодарить судьбу за ее маленькие подарки.
— Поблагодари и ответь, как ты здесь оказался?
— Вел слежку по всем правилам. В сложившейся ситуации ничего другого мне не остается.
— Я думала, ты на работе.
— Пришлось взять отпуск, тебя совершенно нельзя оставлять одну. Трупы и пожары просто устилают твою дорогу.
— Опять ты? — очнулся Витька.
— Опять. Обещаю, мы будем неразлучны.
— Вас похоронят в одной могиле. Могу устроить.
Направление Витькиных мыслей мне не понравилось, и я решила вмешаться.
— У нас есть шанс его поймать.
— Как, интересно?
— Он знает, что я говорила с Большаковым по телефону. Почему бы Большакову и не сообщить мне, кто такой Оборотень?
— А он сообщил? — поинтересовался Витька.
— Нет. Но ведь киллер об этом не знает.
Пусти слух, что Илья назвал мне имя. — Витька нахмурился. — В любом случае, — нажала я, — тебе это ничего не стоит, а завтра истекают твои две недели. Он придет.
За тобой и за мной.
Витька вдруг улыбнулся:
— Что ж, пусть приходит.
— Ты можешь говорить, что угодно, а я буду рядом с ней, — вмешался Глеб. — Придется тебе как-нибудь пережить это.
— Ради Бога, — засмеялся Рахматулин, как видно, решив не вести счет трупам, — только в этот раз все сделаем по-моему.
— Пора нам отсюда сматываться, — тоскливо напомнила Сонька, до сей поры пребывавшая в задумчивости. Мы погрузились в машины: я и Сонька, по настоянию Рахматулина, вместе с ним, все еще в качестве заложниц. Глеб поехал следом за нами. Я искренне надеялась, что где-то рядом пытается не потерять нас из виду Гоша.
Рахматулина мы недооценили, в чем смогли раскаяться буквально через несколько минут, когда подъехали к переезду.
Шлагбаум уже закрывали, но Витька рявкнул: «Давай!» — и мы пронеслись перед самым поездом. Бесконечно длинный товарняк надолго отрезал нас от Глеба. Может быть, Гоше повезло больше?
Местом, где мы будем ждать киллера, Рахматулин избрал свою дачу. Находилась она в тридцати километрах от города, в лесном массиве. Строительство здесь шло полным ходом, но Витька опередил всех: только его дом за крепким деревянным забором был готов принять гостей, то есть нас. Остальные полтора десятка домов, расположенные друг от друга на значительном расстоянии, были недостроены. В общем, вполне подходящее местечко для предстоящей развязки.
В доме появились охранники, я насчитала девять человек. Все выглядели весьма внушительно, особенно те, что были с автоматами в руках. Видимо, Витька всерьез решил разделаться со своей большой проблемой, для того, надо полагать, чтобы заняться очень большими.
Нас отправили на второй этаж, в комнату с огромным окном. Оно очень беспокоило Соньку. Она проверила раму, махнула рукой и села в кресло.
— Греточка, — Начала подруга заунывно, — умирать-то как не хочется, слышь?
— А то.
— А то, а то. Придумай что-нибудь. Убьют ведь, не этот волк ободранный, так друг детства, чтоб ему провалиться.
— Я и пытаюсь думать, а ты мешаешь.