«Ах, Игнат, Игнат, не уследил я за тобой, – укорял себя Константин. – Пока были вместе, ты рос нормальным пацаном, а стоило мне отправиться на выполнение долга перед Родиной, и тебя посадили на иглу».
Игнат был его младшим братом. Обоих на родной улице провожали многозначительными взглядами соседки и, переглядываясь между собой, говорили:
– Безотцовщина…
Накануне вечером Игнат прибежал домой в состоянии крайнего возбуждения. Мать, как обычно, была на работе. Константин сидел перед телевизором с бутылкой пива в руке.
– Ты чего? – спросил он.
С братом случилась настоящая истерика.
– Костыль, они меня попишут. Я из дому не могу выйти без денег. Я – покойник, понимаешь? Жмурик.
Константин резко встал.
– Заткнись! – оборвал он нервные причитания Игната. – Возьми себя в руки, ты же не баба.
Игнат кинулся на диван, обхватил руками голову и стал качаться взад и вперед.
– Не могу, не могу. Даже если они меня не пришьют, я все равно сдохну. Мне ширнуться надо, а там они.
– Что? – не поверил услышанному Константин.
– Вот, смотри. – Игнат рванул рукав болоньевой куртки и показал испещренное мелкими точками запястье.
– Давно? – только и смог спросить Константин.
– Какая разница? Год. Тебя не было, я же не думал…
– Сколько задолжал?
Почувствовав какую-то надежду, Игнат вскинул голову.
– Две…
Встретившись взглядом с Константином, он отвел глаза и поправился:
– Три. Три косых.
– Ах ты, засранец…
Константин едва подавил в себе острое желание врезать непутевому братишке крепкий подзатыльник.
– Ты еще небось и у матери воровал?
– Ничего я не брал! – взвизгнул Игнат. – Я бы столько не задолжал.
Константин чувствовал, что Игнат говорит правду.
– Кому должен?
– Кому, кому, – плаксиво сказал Игнат, – Пантелею. Он у нас самый богатый.
Про Пантелея в этом маленьком подмосковном городке ходила дурная слава. Впpочем, с виду он был тихим неприметным мужичонкой лет сорока – сорока пяти, одевался скромно и ездил по городу на стареньком, кое-где насквозь проржавевшем «Москвиче».
Пантелея часто видели в местном кафе «Радуга», где у его столика постоянно вертелись сомнительные личности с синими от татуировок пальцами.
– Он что, тебе угрожал?
– Нет, он никому не угрожает. Но у него дружки есть… Вот они…
– Кто такие?
– Ты их не знаешь. Хлыст, Шила, Борисик. Сказали, чтоб без денег не возвращался, иначе…
– Иначе – что?
– На ножи поставят.
После этой фразы Игнат как-то обмяк, завалился на диван – в верхней одежде и обуви – и закрыл глаза рукой.
Константин направился в прихожую, где снял с вешалки куртку.
– Я сам разберусь, – одеваясь, сказал он. – Никуда из дому не выходи.
Он прямиком направился в кафе «Радуга», зная, что Пантелея можно найти там в любое время дня и ночи.
Константин не ошибся. Местный авторитет сидел за столиком у окна в окружении нескольких подельников, лениво развалившихся на стульях. Увидев направляющегося к столику высокого широкоплечего парня в куртке защитного цвета, двое крайних тут же встали и преградили ему дорогу.
– Куда прешь? – сверкнув золотой фиксой, спросил один из них – невысокий коренастый крепыш.
Константин почувствовал отчаянное желание врезать ему по роже и сбить спесь. Он кожей ощутил, как у него начинают чесаться кулаки. Но из-за столика донесся тихий примиряющий голос Пантелея:
– Не кипишуй, Борисик, это ко мне.
* * *
Шестое чувство подсказало Костылю, что можно свернуть на ближайший проселок. Дорога была настолько разбитой, что по ней мог пройти только танк. Через сто метров машину пришлось остановить. Константин заглушил мотор, вышел на воздух и, закурив, принялся размышлять.
Не прошло и минуты, как он услышал вой милицейской сирены.
«Опомнились, гады, – с ненавистью подумал Костыль, вглядываясь в просветы между деревьями. – А сирену-то зачем включили? Лесное зверье пугать?»
Милицейский «жигуленок» промелькнул на шоссе, а через минуту затихла и сирена.
«Неужели придется возвращаться?» – с тоской подумал Костыль.
Он докурил сигарету, вдавил окурок носком ботинка в еще зеленую подушку мха и зло сплюнул.
«А, была ни была! Как говорил наш комбат – или грудь в крестах, или голова в кустах».
Он развернул машину, выехал на шоссе и рванул туда, где недавно затихла милицейская сирена.
Ничего, прорвемся, и не такое бывало.
Встречи долго ждать не пришлось. Километров через десять на пустынном участке шоссе Костыль увидел две милицейские машины – уже знакомые «Жигули» и сине-желтый «уазик», из тех, что в просторечии зовутся «луноходами».
Они стояли по обеим сторонам дороги, перегородив проезжую часть. «Луноход» стоял первым, чуть поодаль – «Жигули». Один милиционер проверял документы у водителя остановившегося на обочине «Москвича», еще трое покуривали в сторонке. На плечах у них болтались короткоствольные автоматы.
«Аксушки», – наметанным глазом определил Костыль тип оружия. Его тут же охватил знакомый с Афгана азарт.
Ладно, посмотрим, что вы со своими пукалками сможете сделать.
Он рванул вперед, вдавив акселератор до упора. План созрел у него мгновенно. Машины, преградившие ему путь, стоят не одна за другой, а на расстоянии нескольких метров. Между ними виден просвет.
«Если правильно рассчитаю, прорвусь».
Заметив приближающиеся красные «Жигули», менты побросали окурки и демонстративно рванули с плеч автоматы. Заклацали затворы.
– Давайте, давайте, – зло засмеялся Костыль. – Первый выстрел в воздух.
Мент, стоявший возле «Москвича», мгновенно швырнул документы в лицо ничего не понимающему водителю и резко махнул жезлом.
Костыль решил применить ту же хитрость, что и четверть часа назад, но с небольшой поправкой на ситуацию. Перейдя на низшую скорость, он немного сбавил газ, а для пущей убедительности открыл окно и высунул руку, подняв ее вверх. Обычно таким жестом водители предупреждают о торможении.
Под прицелом милицейских «АКСУ-74» он проехал последние пятьдесят метров до заслона, потом убрал руку, резко рванул руль вправо и добавил газу.
«Шестерка» послушно мотнулась в сторону, объезжая «уазик». Всем телом налегая на руль, Костыль до предела вывернул его влево, но все-таки зацепил милицейский «жигуленок». Зазвенели разбитые фары, осколки стекла посыпались на асфальт. После удара сине-желтую машину ГАИ отшвырнуло на обочину.