Жиган резко рванул на себя дверь и вошел в женский туалет. Лена стояла, низко наклонившись над умывальником, и, зажав пальцем одну ноздрю, другой втягивала рассыпанный на небольшом кусочке бумаги белый порошок.
– Что ты делаешь? – вскричал он.
Она вздрогнула, резко выпрямилась и стала трясущейся рукой вытирать нос.
– Костя, ты? Почему?..
– Что ты делаешь? – повторил он, качая головой.
– Это… я не виновата…
Он подошел к умывальнику, окунул мизинец в порошок, понюхал его. Никакого запаха.
Лена с ужасом следила за его действиями. Он помазал порошком десны. Спустя несколько мгновений десны онемели. Так он и думал – кокаин.
– Где ты взяла это дерьмо?
– Меня… – заикающимся голосом сказала она, – меня угостили.
– Кто угостил? Пантелей?
– Да! – возбужденно выкрикнула она. – Это он меня угостил! Ты это хотел узнать? Пожалуйста! И вообще, оставь меня в покое, дай выйти!
Схватив сумочку, она порывалась убежать, но Жиган остановил ее, преградив дорогу.
– Погоди, мы еще не договорили.
– А что ты еще хочешь знать? Тебе и так все ясно. Ты же у нас хороший, правильный! А я плохая! Я потаскуха и наркоманка! Вот пойди и поищи себе другую! Их знаешь сколько здесь по вечерам?
Он с силой тряхнул ее за плечи, пытаясь заглянуть в глаза.
– Успокойся, слышишь?
Она смотрела на него расширившимися, совершенно пустыми глазами и продолжала нервно выкрикивать:
– Мне было очень плохо, а он мне показал, что нужно делать. И мне стало хорошо, понял?
– Где он это берет?
– Ему Мамед привозит.
– Какой Мамед? Кто это?
– Азербайджанец.
– Как фамилия?
– Не знаю! Отпусти, мне больно.
Он и сам не замечал, как сдавил ей плечи, пытаясь удержать рядом с собой. Пальцы пришлось отпустить, но он по-прежнему преграждал ей дорогу.
– Куда ты бежишь?
– Это не твое дело!
– Опять к нему?
– Да, да! – закричала она в истерике. – Я поеду к нему, и мы будем трахаться до самого утра!
Жиган понял, что этими словами она хочет сделать ему как можно больнее. И ей это удалось.
Глядя на нее в упор, он сквозь плотно сжатые губы процедил:
– Иди.
Она рванулась вперед и выскочила из туалета, резко хлопнув дверью. Жиган открыл кран, смыл холодной водой остатки кокаина, потом умыл лицо. Щеки горели, сердце колотилось как бешеное.
«Дура, дура несчастная! – хотелось закричать Жигану. – Как же ты не понимаешь, что Пантелей сделал из тебя законченную наркоманку? Кокаин – это тебе не анаша, это серьезно. Тут лечиться надо».
Вытирая ладонью мокрое лицо, он вышел из туалета. Рядом с дверью стоял Лось. Он широко расставил руки в стороны и старался не пропустить двух девчонок, которые нервно выкрикивали:
– Нам надо, отойди!
– Пойдете, когда я пущу, – отбивался Лось.
Увидев Жигана, девчонки переглянулись и нервно захихикали.
– Все, можешь пускать, – махнул рукой Жиган.
Лось опустил руки, девчонки проскользнули в дверь.
– Спасибо, братан.
– Об чем базар? – усмехнулся Лось. – Что у тебя с этой фифой?
– Так, ничего. Старая знакомая.
Жиган порылся в карманах, достал деньги, передал Лосю.
– Расплатись там за шампанское.
Когда он вышел на улицу, накрапывал мелкий дождь. Жиган поднял воротник куртки и, сунув руки в карманы брюк, зашагал по мокрой мостовой.
«Ладно, Пантелей, – зло думал он, – я до тебя еще доберусь. И до тебя, и до дружка твоего Мамеда. Сполна получите. И за Игната, и за эту дуру…»
Открывая дверь своей квартиры, Жиган услышал телефонный звонок. Ему не хотелось подходить к аппарату. Он был уверен, что звонит Киреева. Бог знает, что еще может прийти ей в голову.
Жиган неторопливо снял куртку, ботинки. Телефон по-прежнему надрывался. «Какого черта? – думал Жиган. – Никого нет дома».
Он зарылся на диван, накрыл голову подушкой. Наконец на другом конце провода поняли, что никто не снимет трубку, и телефонные трели затихли.
Жиган мгновенно заснул.
Сразу же после возвращения из Афганистана война снилась ему каждую ночь. Потом, в зоне, эти сны стали исчезать. Афган напоминал о себе все реже и реже. Снилось все, что угодно, – мать, брат, детство, какая-то незапоминающаяся чепуха, Ленка Киреева. Да все, что угодно. Война отступила.
Сегодня она внезапно вернулась. Жиган увидел самого себя как бы со стороны, сидящим на броне БТРа.
* * *
Они ехали прочесывать кишлак, из которого обстреляли колонну автомобилей с продовольствием.
Колонна была небольшая – четыре автомобиля «Урал», набитые под завязку мешками с мукой и рисом, танк «Т-72» и БТР. Когда колонна приблизилась к кишлаку, оттуда, из-за невысокого глиняного дувала, по танку шарахнули сразу из двух гранатометов. Вряд ли стрельбу производили мирные жители, слишком уж четким и профессионально выверенным было нападение.
Одна граната угодила в моторный отсек танка, другая сбоку прожгла башню. Если бы пострадал только двигатель, экипаж мог бы остаться в живых.
Но от удара второй гранаты по башне сдетонировали снаряды в снарядном отсеке. Танк подпрыгнул на месте, словно резиновый. Башню сорвало и отбросило метров на семьдесят в сторону. Конечно, в этом огненном вихре никто из экипажа уцелеть не мог.
Вон она, башня, лежит в стороне от дороги. С другой стороны еще дымятся остовы сожженных «Уралов». Тут же закопченные, пробитые борта бронетранспортера. Экипаж только успел открыть огонь по кишлаку, как его уничтожили все те же умелые гранатометчики.
Поначалу моджахеды хорошо обращались только с длинноствольными винтовками. «Духи» действительно мастерски стреляли из этих устаревших, но весьма эффективных английских ружей. Много наших ребят «грузом-200» отправились на родину после снайперских выстрелов из засады.
Потом «духи» стали постепенно овладевать и нашим, советским оружием. Особенным почетом у них пользовались автомат Калашникова и ручные противотанковые гранатометы. Кое-что доставалось им в качестве трофеев, но большую часть оружия «духи» получали из-за рубежа.
Это было китайское оружие, производимое по советским лицензиям. Жиган мог поклясться, что по колонне стреляли из китайских гранатометов.
Прежде чем отправить специальную группу для очистки кишлака, командование отдало приказ «вертушкам» поработать над этим районом. Если на холмах, окружавших кишлак, и были «духи», то их наверняка уничтожили. Те же, кто уцелел, забились в норы или разбежались.