Из хижины донесся судорожный вздох Прянина. Данила еще раз помотал головой, силясь избавиться от назойливых воспоминаний, достал последнюю сигарету, размял ее. Косячок бы! Черт! Пару секунд назад он хотел порыться в воспоминаниях, может, что интересное там завалялось, сейчас же с удовольствием захлопнул бы дверь в прошлое, если бы она была. Астрахан чувствовал, что меняется, эти изменения неотвратимы, и если копнуть глубже… Что будет, неизвестно. Вдруг он перестанет существовать, вдруг от него нынешнего ничего не останется? Вдруг поселившийся в разуме Момент полностью вытеснит прежнего хозяина? В конце концов, Момент был… ну да, умнее его. Образованнее, с более широкими взглядами. Но при том – раздолбай недисциплинированный. Астрахан сильнее, собраннее, более волевой…
Он сжал виски. Желание забить косячок сделалось назойливым. Чертова напасть! Мучиться от чужой зависимости – что может быть нелепей?!
Вдалеке что-то застрекотало. Стреляют? Данила схватился за автомат, зашагал к обзорному окошку. Последние сутки его не отпускало предчувствие скорой беды. Понятное дело – столько всего случилось за неделю: провал за провалом, жизнь понеслась поездом под откос, смерть друга, предательство отца, день рождения сестры был вчера, она волнуется…
Вот, опять! Нет у него никакой сестры! И тревога эта – не от нервов и неприятностей, она внутри, как фантомная боль удаленного зуба, как шелест далекой трассы.
По идее, Мародер не должен их так быстро найти. Да и вообще не должен – пути Картографа неисповедимы. Так что для тревоги нет причин. Скорее бы бородач очнулся – уж он-то знает, что творится с мозгами, почему хочется странного и откуда чужие воспоминания. Пока нужно оставить все как есть и не углубляться. Хотя хрен что добьешься от Картографа этого шизанутого! Мозг вынесет, а толку – ноль, стрекотать может сутками напролет. Если это последствия наркотиков, нужно подождать, иначе – двинуть ему в морду… Вот странное желание!
Из хижины донеслись голоса. Данила зашагал по настилу, скрипнул петлями дверей.
Картограф наконец очнулся, сел, опершись на подушку. Прянин нависал над ним с кружкой воды и говорил:
– Выпейте, уважаемый, полегчает.
Картограф тер воспаленные глаза и щурился на солнце, пробившееся в приоткрытые ставни.
– Голова раскалывается, глаза… Да как ей не болеть, я ж без дозы! Есть у кого-нибудь обезболивающее? Глупый вопрос, откуда ему у вас взяться после того, что мы вместе пережили…
Заметив Данилу, Картограф смолк, вытянулся лицом и заморгал:
– Мародер же так от нас не отстанет, и что вы в Глубь собрались, он в курсе. А вот я не вполне уверен, что Сердце нас пустит. Хотя должно, по моим расчетам.
Данила, не удержавшись, спросил:
– Картограф, что со мной?
– Мне бы обезболивающее, – продолжил тот. – Все-таки героин – сильное средство, даже для меня.
Вздохнув, он улегся, закрыл глаза и продолжил:
– У Мародера навязчивая идея: он хочет расширить Сектор. Надо сказать, я даже его понимаю. Сектор – это свобода от мира потребительства и ярлыков. Но! Но его средства не оправдывает никакая цель, да и сам он человек поганый. Будь на его месте кто-то другой, да взять хотя бы кого-то из вас, я помог бы, а ему – ни за что!
Сообразив, что Картограф просто не способен быть кратким, Данила уселся на скрипучий стул и приготовился внимать, сжав волю в кулак и подавив нетерпение. А тот продолжал:
– Есть такая история, послушайте, это важно. Заходит милиционер в бар, и видит, как плюгавенький мужичонка с аквариумными рыбками разговаривает, и думает: «Опачки, пьяный! Сейчас я его разведу на деньги». Подходит к нему: «Что это мы делаем? Да мы пьяны в общественном месте!» Мужик шепнул: «Я трезв. Провожу эксперимент: если долго разговаривать с рыбками, то они подчинятся: больший разум поглотит меньший. Можете попробовать». Через неделю заходит тот мужик в бар, а перед аквариумом стоит милиционер со стеклянными глазами и разевает рот, как рыба.
Данила сжал кулаки. Жаль, что нет никакого лекарства от словесной диареи! До чего же назойливый тип этот Картограф!
– Мародер набрел на искажение типа «схруста». «Схруст» сдавливает, слепляет два тела в одно – в уродливую химеру. Почти всегда она гибнет, но бывали редчайшие случаи, когда химера выживала. А то искажение, которое нашел главарь вольных, я бы назвал «пси-схрустом»: оно склеивает не тела, а сознания, причем больший разум поглощает меньший. Меня Мародер взял обманом – ну откуда мне было знать, что кто-то захочет меня заполучить? Поскольку в Глубь я его вести отказался, да и на тот момент это было не вполне возможно, Мародер решил слить наши сознания. Точнее, мое сознание перелить в свое. А поскольку я человек далеко не глупый, а скорее – наоборот, он решил глушить меня героином. Но, неуверенный, что получится, решил сначала испытать на ком-то другом, – Картограф смолк, помахал руками перед лицом – Прянин протянул ему стакан воды. Отхлебнув, Картограф продолжил: – Для чистоты эксперимента ему нужен был кто-то поумнее и кто-то попроще. Того, кто умнее, накачивали наркотиками и сливали в искажении с тем, кто поглупее, но в трезвом уме. Если меньшее, но трезвое сознание поглотит большее, но оглушенное наркотиком, то Мародер проведет эксперимент на себе. Попросту говоря, эксперимент удался, твое сознание вобрало разум бедняги Момента и все его знания.
– А что стало с Моментом? – не сдержал любопытство Прянин.
– Он превратился в овощ, – ответил Картограф, отставляя стакан. – Мародер несколько человек так поглотил, а меня боялся: вдруг я оказался бы сильнее. – А вам, друзья, я благодарен. Понятно, что вы преследуете какое-то свои интересны, но спасибо, что спасли меня.
Данила сжал голову руками, глядя в одну точку, переваривая все услышанное. Затем поднял взгляд и сказал:
– Нам очень надо в Глубь. Проведешь?
– Не сейчас. Сейчас чуть вообще не сгинули – слаб я, и болит все. А потом – чем Сектор не шутит. Пару дней мне дайте.
Данила не доверял ему, этот рыхлый здоровяк напоминал не легенду Сектора, а местного сумасшедшего. Оглушенный новыми знаниями, Астрахан старался думать не о Моменте в своем сознании, а о том, что, возможно, Картограф дурит всем голову, чтобы исчезнуть бесследно. Хотя, наверное, если бы хотел, то уже смотался бы, а так – вон, как его корячит…
– Вы извините, но мне совсем погано, – Картограф натянул отсыревшее одеяло до подбородка. – Несколько дней на наркотиках – ломка неизбежна, придется вам подождать, потому что в таком состояния я не ходок.
Данила много о чем хотел его расспросить – теперь. Вероятность того, что Мародер дышит в затылок, невелика, но обезопасить себя не помешает. Он сел на скрипучий порог, расставив колени. Курить хотелось немилосердно и, уже привычно, – пыхнуть.
Вдалеке затрещали ветви, что-то щелкнуло, будто передернули затвор. Данила вскочил и, по возможности бесшумно, скользнул к обзорному окошку. Выглянул: ничего. Зато с западной стороны лагеря, где собачьи вольеры, зачавкали по болту сапоги.