– Уберите веревку, когда я спущусь.
Через минуту бывшие пленники быстро затащили веревку на стену, и один из них унес ее в подвал, где еще недавно вел наблюдение Баскаков.
– До четырех часов осталось всего ничего, – сказал он, вернувшись, и все сели в комнате на пол у стены.
Их осталось десять – стольких оставили, отпустив остальных, разведчики. И теперь ни один из десятерых не двигался с места. Среди них, моргая вяло и глядя на стену, сидел в холщовой рубашке и таких же штанах бритый, как немногие из замерших рядом, Пловцов.
Никто не знал, что произойдет через четверть часа.
Сколько осталось? Двадцать минут, тридцать? Стольников вытирал пот со лба внутри боевой машины и поглядывал на механика-водителя. «Молодец пацан. Контрактник, не иначе. Понравилось, видать, на срочной штурвал БМП вертеть, вот и остался по контракту… Что ж, у каждого своя судьба».
Механик-водитель вел машину уверенно, без лишних рывков, какими часто сопровождается ход гусеничной техники. Жаль, не БТР – тогда Саша поднял бы створку и смотрел в окно, как в машине. А сейчас задыхался в темноте и считал минуты и повороты. Дорогу из Ханкалы в аэропорт Грозного Северный он знал, это была дорога домой. Другой дороги у него пока не было. От того места, где он присоединился к колонне, до последней прямой с пирамидальными тополями вдоль дороги оставалось чуть более километра. Один блокпост, четыре поворота и – дома. Где ждет его Батя – комбриг. А что еще ждет – он не знал. Побег из-под стражи ФСБ – это не шутка. Если не удастся уговорить комбрига на марш-бросок с навигатором в пещеру, дело плохо. Потянется время, утратится острота момента, комбриг начнет слушать котрразведку, и тогда все пропало. В пещеру пойдет не он, а кто-то другой. И все испортит.
Дышать внутри брони становилось уже невмоготу. За все время пути ни на одном блокпосту лейтенанта не спросили о Стольникове. Но тот вел колонну с людьми и техникой через город-призрак на первой машине, и вопрос о беглом капитане вполне могли задать старшим двух десятков машин, следующих за командирской. Кто-то мог заметить, как неизвестный забирался на броню первой машины…
Кажется, решил все-таки выбраться наружу: надоели постоянные случайные удары по голове. Ноги лейтенанта то и дело срывались со спинки сиденья, и тогда ботинки били капитана прямо в затылок. Не больно, но неприятно. Стольников ударил рукой командира БМП по ноге, и тот подвинулся.
– Я на броню сяду, задыхаюсь уже! – прокричал под рев двигателя Саша.
– Да лишь бы не было войны! – улыбаясь, сострил лейтенант. Он бросил взгляд на часы, чем привлек к ним внимание капитана.
– «Омега»? Таиланд, десять долларов? – спросил Стольников.
– Где ж я тебе десять тысяч долларов для настоящих найду? – рассмеялся взводный.
«Не нравится мне это веселье», – заключил разведчик.
Саша выполз из люка и хотел уже усесться на башню, раскинув ноги по обе стороны от ствола, но вдруг вспомнил, что сейчас не самый подходящий момент привлекать к себе внимание. Сполз ниже, на морду машины, подсел к парочке бойцов с автоматами.
– Товарищ старший лейтенант, закурить не найдется? – спросил тот, что был слева.
«Старший лейтенант – капитан – старший лейтенант, жизнь у меня, видать, такая», – иронично подумал Стольников, вспоминая о трофеях и вынимая их из кармана.
– Ух ты, «Кэмел» в мягкой пачке! – восхитился мальчишка. – Из дома прислали?
– Из дома… – с досадой повторил Стольников, пряча сигареты в карман и чиркая зажигалкой, чтобы дать прикурить солдату. «Ты посмотри, – подумал Саша, – он даже не знает, что раньше американские сигареты были только в мягких пачках. Совсем новое поколение, а разница в возрасте-то всего каких-то лет десять…»
«У самого въезда в бригаду, там, где отстойник, нужно спрыгнуть. Рядом с позицией «спарки» на южной линии обороны бригады. Переехать и спрыгнуть. Колонну будет встречать кто-то из командования. Либо зам, либо начальник штаба, либо еще кто-то. Доклады, суета, беготня, формальности… Лучше не светиться при этом. Дойти до штаба пешком… Не исключено, что меня после побега ждут, – еще подумал он. – Хотя, может, считают, что я рвану во Владик с колонной или напрошусь к летунам в «вертушку» до Моздока. Сбегу, значит… А когда мозги ФСБ здесь работали иначе?..»
Резкий вскрик солдатика, докуривающего сигарету из его пачки, вернул Стольникова в реальный мир. У Саши оставалось еще что-то около полусекунды, чтобы принять решение.
Механик-водитель, резко вывернув руль влево и утопив педаль газа в пол, лишил БМП устойчивости. Обычно так поступают водители, сидящие за рулем не более года и никогда до этого не попадавшие в переплет на дороге. Этот же контрактник – теперь Саша знал это точно – превратил боевую машину в вертящийся на разбитой дороге кусок железа, точно зная, что произойдет. Беспомощность БМП являлась спасением для тех, кто сидел сейчас на броне.
Удар пришелся не по передней части машины под прямым углом, что означало бы мгновенную смерть десанта, а по левой задней. Рванувшись вперед и вильнув кормой, БМП рисковала вылететь на встречную полосу и рухнуть в котлован разбомбленного до самого фундамента дома.
«Только бы не смертник!» – пронеслось в голове Стольникова, когда он, схватив солдата за шиворот, подчинился сам инерции и вместе с ним слетел с брони.
Больно ударившись о строительный хлам, который был наспех стеснен бульдозером инженерных войск к обочине, Стольников на мгновение потерял сознание и, когда очнулся, еще продолжал катиться. Справа от него, стуча стальным шлемом по кирпичам, переворачиваясь, как бревно, кувыркался солдат. Удивительно – но в зубах его до сих пор была зажата сигарета…
Голубого цвета «ЗИЛ» с кузовом, покрытым тентом, несколько секунд назад шел им навстречу. Стольников видел его и удивлялся беспечности лейтенанта, допускающего такие вольности со стороны гражданских. За годы службы в Чечне Саша провел через Грозный в Ханкалу и обратно к аэропорту Северный более тридцати колонн и выработал в себе три правила, которым следовал неукоснительно. Зная их, приобщались к личной безопасности и его бойцы. Стольников никогда не позволял встречному транспорту ехать, когда шла его колонна, никогда не запускал внутрь колонны посторонний транспорт и, наконец, – упаси боже, – не пристраивался к колонне бензовозов или, того хуже, не обгонял такую колонну и не смешивался с нею. Для борьбы со «встречкой» он пользовался простым, но надежным средством. Многие в Грозном знали капитана и номера бэтээров его подразделения, поэтому, завидев знакомое лицо в очках для лыжного слалома, замирали у обочины и не трогались с места до тех пор, пока не пройдет колонна. Приучил грозненцев к этому правилу Стольников быстро. Следуя на первой машине и обнаружив спешащий навстречу гражданский автомобиль, он поднимал автомат и целился в кабину. Сообразительный водитель тормозил, выворачивал руль вправо – кто с перепугу, кто желая показать тем самым – «все-все, командир, я понял!» – и останавливался. Кто-то с перепугу улетал в развалины. Но в первые дни обучения правильной езде в школе капитана Стольникова приходилось стрелять. Пробитые радиаторы, колеса, а иногда и ветровые стекла. И тогда водитель все равно останавливался. Просто Саша не был уверен в том, что в спешащих навстречу машинах нет гексогена или тротила.