Титов увидел, как по лицам пленников пробежала волна облегчения. Некоторые из них тяжело вздохнули, а Бабкин перестал дрожать под одеялом.
– Но еще не совсем все, – резко и злобно проговорил Титов. – Один из вас останется здесь навсегда. Это необходимая акция. Иначе все мои разглагольствования здесь покажутся вам пустым трепом.
Лица пленников снова окаменели, глаза расширились от ужаса.
– Вон там, – Костя указал рукой в сторону стены, – есть кабины, в которых и происходил убой скота. Коров загоняли в них и резали, а потом вон по тем лоткам выбрасывали туши на разделку. Сейчас одному из вас предстоит выполнить эту роль жертвы, которую мы принесем ради того, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки. Кому именно – пока не знаю. Пусть это определит жребий. Один к пяти – у каждого из вас приличные шансы.
– Послушайте, вы, уроды! – вдруг раздался громкий голос.
Все обернулись к говорившему. Это был один из пленников, мужчина в белой рубашке.
– Мало вам, что вы унизили нас, приволокли сюда связанными, как отловленных зверей, вы еще разыгрываете здесь жалкий фарс. Хватит, сворачивайте этот спектакль. Нам всем он уже надоел.
– Ну что ж, – произнес Костя зловещим голосом, – похоже, жребий не понадобился. Видимо, появился человек, который очень торопится.
Титов подошел к мужчине и резко ударил его кулаком в живот. От удара тот переломился пополам, застонав.
– Торопится на тот свет, – договорил Костя и дал команду своим помощникам.
Те, в свою очередь, схватили мужчину за руки и поволокли к кабинкам для забоя скота. Через несколько секунд они все исчезли из поля зрения. Пленники с ужасом следили за их уходом. Территорию цеха огласил дикий протяжный вопль.
Через несколько секунд металлическая крышка в кабинке открылась, выбросив на лоток окровавленное тело мужчины, которого только что увели. Кровь особенно ярко была видна в тусклом свете освещения на белой рубашке жертвы. Проскользив метра полтора по гладкой металлической поверхности лотка, тело жертвы замерло, безвольно мотнув руками.
В помещении воцарилась мертвая тишина, которую неожиданно прервал тихий, едва слышимый звук ручейка. Все оглянулись и посмотрели на Бабкина. Под ним у ящика образовалась небольшая лужица.
– Ну что ж, – усмехнулся Костя, глядя на Роберта Моисеевича, – кажется, подействовало. Отвезите этих деятелей обратно в город, – скомандовал он охранникам. – Я искренне желаю вам, господа, больше не встречаться с нами и друг с другом в подобных обстоятельствах. Для этого у вас есть только один путь: вернуть деньги.
Бледных, плохо двигающихся на ногах пленников вывели из цеха и погрузили в «рафик», после чего он, заурчав мотором, выехал со двора скотобойни.
Как только машина скрылась из виду, Костя подошел к лежащему окровавленному телу и произнес:
– Вставай, Вася, спектакль окончен. Хорошо, что эти мудаки никогда не видели, как забивают скот на скотобойнях.
«Мертвец» поднялся и начал снимать с себя заляпанную красной краской рубашку.
– Ну как, хорошо я сыграл? – спросил он, улыбаясь, глядя на Костю.
– Отлично, – ответил Костя. – Как настоящий покойник.
– Ну ты скажешь тоже, – одернул Костю «воскресший», снимая с себя рубашку.
– Ладно, сматываемся отсюда побыстрее, – сказал Костя своим помощникам.
Все быстро пошли к заднему входу скотобойни, где их поджидало несколько легковых автомашин, в которые они погрузились и поехали в направлении города, куда уже ехал «рафик».
Пленных выпускали из машины по одному в разных частях города. Иногородним давали денег на обратный проезд. Местных выпустили просто так. Последним был выпущен на свободу Роберт Моисеевич Бабкин. Его, завернутого лишь в одно одеяло, выставили из машины у скверика, недалеко от консерватории.
– Держи, – проговорил один из «санитаров», вручая Бабкину сотовый телефон, – это твой, можешь позвонить, и тебя заберут.
Бабкин остался на улице один. Он огляделся по сторонам и моментально устремился в сквер, где, пробравшись сквозь кусты, принялся набирать номер на своем сотовом.
– Галчонок, это я, Бобик, извини, нас прервали, но я уже освободился. Галчонок, послушай меня, ты бы не могла приехать за мной к скверику на улице Вознесенского? Ну, милая моя, ну, послушай… Да я здесь ни при… – В следующий момент Бабкин оторвал от уха трубку телефона и проговорил: – Вот сука!..
Он снова потыкал пальцем по клавишам сотового и произнес:
– Олечка, это я, Роберт… Да, уже поздно, я знаю. Но случились непредвиденные обстоятельства, дело в том, что меня ограбили. С меня сняли все до нитки. Я стою здесь в скверике, в кустах, почти голый и звоню тебе. Приезжай за мной сюда… Нет, я звоню тебе по сотовому… Да, да, да, сотовый мне оставили… Не знаю, почему, может, потому, что они его не нашли… И еще одеяло… Слушай, не будь занудой. Я тебе потом все объясню… А кому мне еще, черт возьми, звонить, как не своей жене… При чем здесь милиция? Я не хочу, чтобы меня видели голым… Слушай, ты, не затевай старую песню. Что значит, что меня видела голым половина женщин этого города?.. – Наконец терпение Бабкина кончилось, и он проревел в трубку: – Да пошла ты! – И убрав трубку от уха, снова набрал телефонный номер. – Васильич, это я, Роберт. У нас срочное ЧП в фирме. Немедленно бери тачку и подъезжай к скверику на улице Вознесенского. Потом объясню… Я тебя здесь жду. Это приказ, слышишь, срочно.
Бабкин отключил сотовый и тяжело вздохнул. Неожиданно он обратил внимание, что недалеко от него стоит подросток лет пятнадцати, держащий в руках поводок от собачьего ошейника.
Собака давно уже исчезла из виду среди кустов скверика, а подросток все стоял, широко раскрыв рот, и глядел на Роберта Моисеевича. Нервная система Бабкина дала окончательный сбой. Он что есть силы заорал:
– Пошел вон, козел! – И что есть силы запустил в подростка сотовым телефоном.
* * *
– Успокойтесь, Роберт Моисеевич, я уверен, мы во всем разберемся, и все, кто причастен к ночному происшествию, будут наказаны, жестоко наказаны, – говорил в телефонную трубку Полковник.
– Мне все равно, разберетесь вы или нет, теперь это ваше личное дело, – прокричал в трубку Бабкин. – Я больше не считаю себя связанным никакими договоренностями с вами. Я сегодня же перевожу деньги Боровиковскому карьеру.
– Не стоит торопиться, – сказал Полковник, – и нарушать в одностороннем порядке наше соглашение. К тому же выгодное для вас.
– Это вы нарушили соглашение, вы гарантировали мне, что последствий никаких не будет. И что в действительности?! Какие-то люди вечером отрывают меня от… важных дел и везут за город, в скотобойню. Вы когда-нибудь бывали на скотобойне, при вас когда-нибудь резали кого-нибудь?! У меня до сих пор перед глазами стоит этот окровавленный труп. А на его месте мог оказаться и я. Слышите, по вашей вине меня чуть не убили.