— Достаточно?
— Да уж… Это… Лосев?
— Он не зря интересовался, когда у тебя доклад. Выяснил это и, в свою очередь, доложил наверх.
— Теперь я должен представить все материалы?
— Я должен! Я! Лично! Черт возьми, будто других забот у меня нет… В общем, так. Через час подготовить мне все, ты слышишь — все, материалы по делу. В том числе и самые отдаленные домыслы. Капитана этого срочно вызвать в Москву. Ограничить его общение с внешним миром. Всех, кто причастен к этому делу, перевести на казарменное положение. Срочно!
Комиссар встал из-за стола и, подойдя к окну, уперся лбом в холодное стекло.
— Черт побери, ну надо же было этому поганому фрицу засесть именно у нас?!
Обитая кожей массивная дверь бесшумно приоткрылась.
Адмирал Канарис поднял голову от бумаг.
— В чем дело, Мюллер?
— Вы приказывали доложить о прибытии полковника Кранца, экселенц.
— Где он?
— В приемной.
— Проси его сюда. Сделай нам два кофе, старина Август большой его любитель. И корзиночку венских пирожных.
— Слушаюсь, экселенц!
Дверь закрылась за спиной адъютанта и почти тотчас отворилась вновь.
— Разрешите войти, экселенц?
— Август, старина, рад тебя видеть! — Адмирал встал из-за стола. — Ты совсем пропал там, в своем лесу! Мхом еще не оброс?
— Это не мой лес, господин адмирал.
— Пока не твой!
— Да и мхом там обрасти трудно, не очень-то хорошее для отдыха место.
— Ладно, не ворчи! Присаживайся, — Канарис указал на небольшой столик, — сейчас принесут кофе! Твой любимый! И мои пирожные.
— Спасибо, экселенц. Вы помните все мои пристрастия?
— Не все! Но основные стараюсь запоминать.
Собеседники расположились в креслах. Вошедший адъютант поставил на столик поднос с кофейником и пирожными.
— Угощайся! — Адмирал сделал приглашающий жест. — У вас там, в лесу, хорошего кофе нет…
— Благодарю. — Полковник поднял чашку.
— А руки у тебя дрожат, старина… — сочувственно произнес Канарис. — Устаешь?
— Не без того, экселенц.
— Да… Что ты привез мне хорошего?
Полковник поставил чашку и вытер губы салфеткой.
— Мне доложить все сначала?
— Август, у меня хоть и хорошая память, однако же не до такой степени, чтобы помнить все дела моих сотрудников!
Полковник кивнул.
— Слушаюсь, экселенц. Как вы, наверное, помните, еще в тридцать восьмом году мы получили данные по некоторым операциям аппарата ЦК партии большевиков. Там отдельной строкой значилась весьма интересная цифра…
— Да, — кивнул Канарис, — это я помню. Нас тогда неприятно удивил порядок сумм, которые проходили по этой графе.
— Вы еще сказали тогда, что на эти деньги можно оснастить корпус.
— Возможно.
— Тогда же вы и поручили мне выяснить назначение этих сумм. И доложить о результатах. Операция получила наименование «Звонарь». Я привлек к этому делу Ойзенбаха.
— Помню! Очкастый такой, напоминает школьного учителя.
— Да, именно его. Он великолепный аналитик мне иногда кажется, что у него в голове арифмометр.
— И что же он раскопал?
— Он не стал замыкаться только на этих сведениях. Вместо этого Ойзенбах затребовал все аналогичные данные по всем наркоматам СССР.
— Ничего себе! У него голова не опухла от обилия материалов?
— Как ни странно, их оказалось не так уж и много. И почти во всех прослеживалась аналогичная ситуация. Громадные суммы денег, целые составы с продовольствием и снаряжением исчезали в никуда. Мы нашли следы работы нескольких управлений Наркомата тяжелой промышленности, ряда главных управлений при Совете министров СССР и Наркомата внутренних дел.
— И где же эти управления? Чем они занимаются?
— Их нет, экселенц.
— То есть?
— Они существуют только на бумаге. Не знаю, были ли они на самом деле, но никаких следов нам отыскать не удалось.
— Пожалуйста, поподробнее, Август. Это становится интересным. Ведь там присутствовали конкретные люди, кто-то расписывался в документах. Не могли же они все внезапно исчезнуть?
— Как видите, экселенц, — могли.
— Хорошо. Бог с ними, с людьми, может быть, их всех внезапно расстреляли, или они отравились колбасой. Гораздо интереснее, куда делись все те огромные запасы, которые фигурировали в этих документах.
— Сначала мы зашли в тупик. Никаких сведений больше получить не удалось. На некоторое время операцию отложили. Но уже в сороковом году мы снова вытащили эту папку на свет божий. Были получены сведения о таинственных стройках в глухих местах СССР. Нам удалось проследить некоторые маршруты бесследно исчезнувших эшелонов. По странному совпадению они заканчивались неподалеку от этих мест.
— Интересно! — Адмирал поставил на стол свою чашку. — Даже очень интересно! И что дальше?
— На некоторое время все опять застопорилось. Информация, получаемая нами, была слишком скудной и противоречивой. Тогда вы и приказали переключить все внимание на более важные задачи.
— Вы должны меня понять, старина. Нам предстояли очень серьезные дела, связанные с подготовкой будущей войны. И не использовать при этом столь выдающегося мастера… меня бы не поняли. Да, если вы помните, никто и не ожидал, что все пойдет… несколько не по плану.
— Экселенц, я не первый год в армии, да и в разведке уже не новичок! Приказ есть приказ! Тем более для немецкого офицера.
— Рад, что вы меня понимаете.
— Тем не менее, экселенц, никто не отменял и вашего прежнего распоряжения. Поэтому я и сохранил группу аналитиков во главе с Ойзенбахом. И вот уже после начала боевых действий они раскопали нечто любопытное…
— А именно?
— Мы захватили в плен одного из участников данного проекта.
— Кого именно? — тон адмирала резко изменился.
— Извольте, экселенц, вот его дело… — полковник протянул адмиралу тонкую папку.
— Так… Арамов Александр Николозович… родился… служил… Хм! Хозяйственное управление НКВД? Патроны выдавал?
— Не только. Он там в основном продовольствием заведовал. Отвечал за снабжение рабочих команд, которые как раз и строили некоторые из этих объектов. Перед самой войной был уволен из НКВД и посажен в лагерь.
— За что?
— Ну нам-то он много чего понавыдумывал! И с режимом он боролся, и советскую власть ненавидел…