Вот это номер! Мой клинок не может перерубить кинжал душмана?
— Не ожидал? — ехидно осведомляется Хафиз. — Думал, только у тебя тут есть подобное оружие? Один ты здесь такой? А?
«…Не все мы однозначно становимся на праведную сторону. Увы, бывают исключения и здесь. Никто не совершенен — и нас это касается в полной мере. Не факт, что выбранная тобой сторона будет права на самом деле…»
Вот, значит, как…
Так вот какой кинжал тогда висел у него на поясе… У меня, стало быть, граната, а у душмана — снаряд?
Он — мой союзник? Делающий одно дело? Даже и с Молчащими боролся, наркотой их травил. Своеобразная, надо сказать, борьба.
Ага… и разбой он поощряет, и торговлю людьми… Нет уж! На фиг таких друзей и союзников, с ними тогда никаких врагов не надобно.
Стало быть, рассказывая иерархам о причине моей нелюбви к Одноглазому, я нисколько не соврал? Он действительно враг. Мой личный. И отступник, если иметь в виду Серых.
В таком разе — это мой крест. Понятно, отчего князья не рискнули переть на него лично — знали, чем это обернется. Мол, вы Серые — сами и решайте, кто из вас более крутой. Резонно.
Орден в драку не полезет, во всяком случае, до тех пор, пока моей жизни не будет ничего сильно угрожать. Только вот от этого клинка любая рана смертельна. Могут и не успеть среагировать вовремя. А так ли это? Своим — я могу бриться. А чужим? Не факт…
Хафиз осторожно идет по кругу, прощупывая мою оборону короткими резкими выпадами. Оружие у нас почти одинаковой длины, так что никаких особенных преимуществ у меня нет. Разве что возраст? Но у душмана — опыт!
Нет преимуществ. Правда, и у Хафиза их тоже нет. Равный бой будет.
Клинки высекают сноп искр. Еще и еще раз.
Так, понятна тактика духа. Будет атаковать меня в верхней плоскости, а потом, выждав момент, рубанет по ногам. То-то он туда глазом косит…
Ладно… учтем.
Снова удар — в голову метит.
Не вышло…
А что, если…
Кинжал Хафиза снова летит мне в голову, но в этот раз я не пробую отбить его оружие в сторону. Подставив ладонь левой руки под конец своего клинка, резко двигаю его вперед-вбок, отводя оружие противника вправо. А инерция удара тянет его на меня. Точнее — на то место, где я только что был.
Р-р-раз!
И не ожидавший такой подлянки душман, проваливается вперед.
Локтем левой руки добавляю ему по руке и, прижавшись к его плечу, разворачиваюсь.
Вот он — затылок врага!
Бить в спину?
Но я не подкрадывался к нему в темноте! Бой был честным, и если один из противников переоценил свои силы… то кто ему доктор?
Почуявший неладное, Хафиз начинает разворачиваться, одновременно пытаясь разорвать дистанцию между нами. Щас… в зеркале дураков ищи, родной!
Лови!
Выбрасываю вперед руку!
И все-таки он успел достаточно далеко отпрыгнуть вперед. И, будь в моих руках обычное оружие, все ограничилось бы лишней царапиной. Но не сейчас…
Конец Рунного клинка лишь чуть-чуть чиркнул душмана по шее. И царапина эта, вместо того чтобы налиться кровью, резко белеет.
Толчок в руку, мгновенно полыхнувший ожогом след клинка на груди… и все.
Звякает о камни кинжал Одноглазого.
Ноги его подгибаются, он переступает ими в сторону. Руки и лицо мгновенно покрываются смертельной белизной.
Безжизненное тело падает на землю.
Бой окончен.
Тишину нарушает старший из князей. Тот, что со мною и разговаривал.
— Ты убил Одноглазого…
— Угу.
— По нашим обычаям, теперь можешь претендовать на его место.
— Да? Это не первый горский князь, павший от моей руки. Его место тоже может быть моим?
— Может. Ты согласен их принять?
Так-так-так… какой-то тут подвох…
— А что, кто-то оспаривает это мое право? Ну, раз так… — делаю приглашающий жест, вызываю подобного обормота на поединок, — пусть покажет свое лицо…
Желающих что-то не видно.
— Нет таких? Хорошо, допустим, что я соглашусь. И что из этого следует?
— Ты будешь обязан защитить свой народ!
Вот, значит, как? Хафиз не смог, вот вы его и сдали. А я, стало быть, более крутой, да и с орденом вась-вась, вот и защищай вас теперь.
— И что же ты думаешь, я так и буду тут теперь сидеть?
— Можешь назначить своего представителя.
Это тебя, что ли, родной? А харя не треснет?
— И его будут слушать?
— Если князья признают тебя старшим князем — будут.
— А признают?
Из дружного гомона очнувшихся князей понимаю — признают. Ладно… щас тут кому-то поплохеет.
— Тихо все! — поднимаю вверх руку. — А ну — подходи присягать!
Выразительно встряхиваю в воздухе клинком.
— Вот на нем! Клянитесь повиноваться мне, не злоумышлять против меня и моих людей и слушать моего представителя.
Опасливо косясь на меня, князья по очереди целуют оружие. Так, понеслась душа по кочкам! Все, последний присягнул.
— Значит, так, родные вы мои. Со своей стороны, обязуюсь не чинить вам зла, быть справедливым судьей и защищать бедных. А богатые о себе сами позаботятся, им только мешать не надобно. Ну и воевать друг с другом вам более ни к чему. Впрочем, этим делом тут уже мой представитель займется.
Наклоняюсь и поднимаю с земли кинжал Хафиза. Снимаю с трупа ремень с ножнами и убираю туда оружие.
— Лексли! — окликаю Кота. — Иди-ка сюда…
Раздвинув плечом толпу князей, он подходит ко мне.
— Ну? Что еще?
— Держи! — протягиваю ему кинжал и поворачиваюсь к князьям. — Вот он и будет моим представителем! Самый ко мне человек близкий, к королю вхож (в отличие от меня самого), да и воин изрядный! Или кто-то против?
Молчание — знак согласия.
Поворачиваюсь к обалдевшему Коту:
— Валяй, дуй к Старику, сколачивайте там бригаду и занимайте эти дома! Все понял? Давай, совлом не щелкай! Работы невпроворот!
— Ну, что ж, — говорит Решающий, оглядываясь на последнюю башню, — свое обещание мы исполнили. Нас ведь не в чем упрекнуть? Пока что и со стороны ордена никаких претензий нет. Как я понимаю, миссия Серого здесь завершена? Ты исполнил то, для чего тебя послали?
— Да. Никаких других дел у меня здесь не имеется.
— Вот и прекрасно. Как ты собираешься исполнить оставшуюся часть договора?