Водолазы работали практически на ощупь, столь мутной была речная вода. Помимо прочего, достали большой кусок корпуса яхты, в котором был обнаружен сейф, но вскрывать не стали, ждали следственную группу.
Ирак, Басра, квартира Алекса
Элеонор и Алекс сидели на пушистом ковре, которым Али, по просьбе Алекса, застелил большую комнату арендованной накануне квартиры. Горели свечи, дымились, источая терпкий аромат, восточные блюда, принесенные из ресторана. При неярком освещении комната казалась даже уютной.
Вечеринка проходила в восточном стиле, как объяснил Алекс, по двум причинам: первая и главная – это полное отсутствие мебели в квартире, и вторая, они все же на Востоке.
Как бы там ни было, они полулежали вокруг богатого стола – Али стащил сюда все лучшее, что было в ресторане, тем более что Алекс за все это щедро заплатил – и смотрели друг на друга. Светлые волосы Элеонор, еще не совсем высохшие после душа, были распущены и светились в пламени свечей. Одета она была в светло-голубую рубашку Алекса, едва доходившую ей до середины бедра, другой одежды на ней не было. Выглядела она крайне соблазнительно и знала об этом.
– Ну что, Алекс, пора выполнить свой мужской долг, – сказала Элеонор, слегка улыбаясь и поднимая свой стакан с виски.
Алекс недоуменно уставился на нее.
– Я имела в виду тост, – засмеялась она. – А ты что подумал?
– За то, что мы живы, Эл! – произнес Алекс и двинул свой стакан навстречу стакану Элеонор. – Поверь мне, это немало! – добавил он, видя, что она ожидала не совсем этого. Они выпили, и Алекс набросился на мясо, он вдруг ощутил дикий голод, ведь за последние дни он толком-то и не ел. Теперь он наверстывал упущенное.
Элеонор есть не хотелось, но Алекс так аппетитно уплетал куски жареного мяса один за другим, что она тоже решила попробовать. Мясо было сочным, ароматным и хорошо прожаренным, она с детства не любила бифштекс с кровью.
С трудом одолев два куска, она наконец спросила:
– Алекс, а мы не слишком увлеклись арабской кухней?
– Это не арабская, это моя кухня, Эл. Я попросил Али пожарить говядину по моему собственному рецепту, – признался он, вытирая салфеткой губы и наливая в стаканы новую порцию виски.
– О, да ты еще и кулинар!
– Да у меня много талантов и практически нет недостатков, – ответил Алекс.
– Да, да, я в первый же вечер поняла, что ты можешь умереть от чего угодно, только не от скромности, – смеясь, проговорила Элеонор.
– Согласен. У меня опасная работа, – продолжал дурачиться Алекс. – Возможно, я сейчас скажу банальность, но, Элеонор, скромность – это дорога в неизвестность.
– Ладно, Алекс, теперь я скажу тост, – Элеонор подняла стакан. – За эту операцию!
– Почему, Эл?
– Из-за этой операции я потеряла много, возможно, даже не знаю, насколько много, но на этой операции я узнала тебя. Всегда надо находить положительные стороны, даже в самом плохом.
– А ты уверена, что наше знакомство – это положительная сторона? – абсолютно серьезно спросил Алекс, глядя ей прямо в глаза. Он спросил это настолько серьезно, что Элеонор даже немного стало страшно. Она почему-то представила, что вот он сейчас встанет и уйдет. Уйдет навсегда в неизвестном направлении. Она представила, как пусто ей будет без него, как одиноко и холодно.
– Что ты хочешь этим сказать, Алекс? – не выдержала она.
– При нашей профессии, Эл, нормальные личные отношения невозможны.
– Но мои родители… – начала Элеонор, но Алекс перебил ее.
– Ради бога, Эл, я это уже слышал, но, пойми, на примерах ничего доказать нельзя. Я тебе могу, не сходя с места, привести кучу обратных примеров.
– Не надо, ты прав, Алекс, на примерах доказать ничего нельзя, тогда зачем их приводить. Я поняла, ты просто испугался, ты почувствовал, что у тебя в душе появились какие-то человеческие чувства, и испугался. Ты боишься быть человеком, Алекс, ты боишься привязаться к чему-либо или кому-либо, считая, что от этого ты станешь слабее.
– Да, я испугался, я страшно испугался за тебя, я испугался остаться без тебя, я испугался за себя, за то, что ты останешься здесь без меня. Да, Элеонор, я испугался, и этот страх сильнее меня не делает, – почти кричал Алекс.
– Этот страх делает тебя человеком, Алекс, без него ты постепенно превратишься в робота, в обыкновенного убийцу, вроде Миллера. Не бойся своих чувств, Алекс. Это комплекс, но избавиться от него достаточно легко. Знаешь совет, как поступать при изнасиловании, нужно расслабиться и постараться получить максимум удовольствия, вот так и поступай. В данном случае ты насилуешь самого себя и страшно от этого мучаешься.
Алекс молча слушал Элеонор и понимал, что, в общем-то, она права, к счастью или к сожалению, но права.
– Ладно, Эл, ты меня почти убедила. За операцию!
Они выпили, молча закурили, каждый думал о своем, но об одном и том же.
– Знаешь, Алекс, у меня родился еще один тост, как раз в тему, – улыбнулась Элеонор.
– Итак?.. – сказал Алекс, подавая ей наполненный стакан.
– Давай, Алекс, выпьем за приоритет нормальных человеческих чувств над уставом и служебными обязанностями, – сказала Элеонор, поднимая свой стакан.
– Давай, но учти, что это чистой воды дезертирство, – с улыбкой сказал Алекс, чокаясь с ней.
Больше они об этом не говорили, и возникшая на миг напряженность постепенно рассеялась.
– Завтра домой, Алекс? – спросила Элеонор.
– Нет, Эл, ты возвращайся, а мне еще надо закончить кое-какие дела, – ответил Алекс. – Через несколько дней приеду и я. И что бы ты ни говорила и как бы ни была права, нам пока не стоит афишировать наши отношения.
– Пока что, Алекс? Ты действительно считаешь, что нам есть что афишировать?
– Пока не уляжется вся свистопляска вокруг этого дела. Надеюсь, ты не думаешь, что все кончилось. Все только начинается, будет следствие, будет комиссия при конгрессе, будет международный скандал, в конце концов, а мы с тобой в самом центре событий. Сколько голов полетит в нашей родной конторе! Слушай, кто еще, кроме Хемптона, знал, что ты принимаешь участие в этом деле? – спросил Алекс, пропуская второй провокационный вопрос мимо ушей.
– Никто, только Хемптон. Официально я в отпуске, – ответила Элеонор. – А что?
– Да нет, ничего, просто размышляю.
– Алекс, может быть, хватит о делах. Расслабься хотя бы один вечер, – сказала Элеонор, подвигаясь ближе к нему.
– Думаешь, хватит? – спросил он и обнял ее, рука его легла ей на грудь. Элеонор вздрогнула от этого прикосновения и произнесла томным голосом:
– Это нужно расценивать как начало твоих сексуальных домогательств?