Факты и события, изложенные в книге, вымышлены. Их трактовка не отражает мнения издательства. Любые совпадения имен, фамилий и ситуаций случайны и непреднамеренны.
Что французу здорово, то русскому смерть. Особенно – в парижской тюрьме «Сантэ».
Французскому зэку, пусть даже зеленому «первоходу», в «Сантэ» нестрашно. На его стороне адвокаты, поддержка родных и близких, «дачки» с воли и Европейские конвенции по правам человека. Малейший скандал – и полетит директор тюрьмы из своего кресла белым лебедем.
Однако в «Сантэ» содержатся не только французы. За стенами этого средневекового острога мотают сроки и сотни иностранцев. Что, впрочем, неудивительно: ведь Париж издавна притягивает уголовных романтиков со всего света. Зарубежный контингент различается не только по национальности, вероисповеданию, темпераменту, умственной ущербности и тяжести отсидочных статей. Главное отличие одних иностранных зэков от других – в их желании или нежелании встать на путь исправления. И выходцы из России давно завоевали репутацию самой дикой, опасной и трудновоспитуемой клиентуры.
Местные «вертухаи» смотрят на российских арестантов враждебно и высокомерно. Малейшая попытка покачать права может закончиться избиением или даже карцером. Договориться со злыднями-надзирателями невозможно – ни по-хорошему, ни за деньги.
Французская братва считает российских пацанов последним отребьем, даже худшим, чем алжирцы и негры. Парижские блатные, называемые тут «апашами», скорее удавятся, чем подогреют русского бродягу пачкой самых дешевых сигарет. А уж о «смотрящих», «общаке», «дорогах» и прочих правильных понятиях эти дешевые фраера никогда и не слыхивали.
Даже платные девки с Сен-Дени, которых с ведома тюремной администрации иногда запускают на «свиданки» под видом арестантских кузин, не спешат одаривать ласками братву из России.
Правда, условия в «Сантэ» почти курортные: двухместные «хаты»-боксы с телевизорами и холодильниками, чистое белье, отдельные душевые, тренажерные залы. Да и пайка не чета российской баланде на комбижире: мясо, фрукты, лягушачьи лапки и даже столовое вино. Но и калорийная «бацилла» не в радость, когда вокруг все чужое: и «рексы», и братва, и «решки», и даже «балдоха»…
…Заходящее майское солнце окрашивало древние плиты прогулочного дворика в нежно-розовые тона. В тесном пространстве, отгороженном высоченными каменными стенами, кучковались заключенные. Солнечные лучи отражались от пуленепробиваемых будочек охранников, отбрасываясь во двор озорными бликами. Холодно поблескивала колючая проволока на гребне стены. Видеокамеры наружного наблюдения были нацелены на зэков, как пулеметы. Радужно-черные глазки объективов отражали коротко стриженные арестантские головы.
И администрация тюрьмы, и ее клиенты были прекрасно осведомлены о безграничных охранных возможностях «Сантэ». Старинный острог сверху донизу контролировался суперсовременной электроникой. Да и секьюрити здесь было не меньше, чем зэков. Мощные стены, массивные решетки, бесчисленные накопители, автоматическая блокировка коридоров… Все это делало саму мысль о побеге глупой и неприличной.
Как и обычно, арестанты держались на прогулке обособленными группами. Французы – отдельно, арабы – отдельно, негры из бывших колоний – тоже отдельно. Естественно, выходцы из Восточной Европы не навязывали своего общества аборигенам. Восточноевропейской братвы было немало: поляки, словаки, белорусы, болгары и несколько десятков русских.
Большинство русских зэков совершенно не походило на прототипов книжной серии «Жизнь замечательных людей». Угрюмые физиономии, настороженные взгляды, щербатые рты… Руки некоторых испещряли синие татуировки – в память о зоновском прошлом.
Худощавый мужчина с резкими волевыми морщинами и энергичным поворотом головы выгодно выделялся на фоне товарищей по несчастью. Взгляд его был невозмутимым, лицо спокойным и интеллигентным, манеры внушали невольное уважение.
Этот русский, имевший в послужном списке на родине три судимости и два побега, вот уже несколько месяцев был главной достопримечательностью «Сантэ». Директор тюрьмы непременно показывал его почетным посетителям, присовокупляя цветастый рассказ о подвигах своего подопечного. Местные «вертухаи» смотрели на русского арестанта, словно на диковинного зверя в зоопарке. Еще бы – сталкиваться с такими людьми им еще не приходилось…
Все тюремное начальство знало, что этого зэка зовут Алексей Сазонов и что соотечественники нередко величают его Лехой и Жуликом. Знали и то, что в России за Жуликом числится целый букет преступлений: дерзкий побег из тюремного вагона, блистательное ограбление преуспевающей фирмы, хитроумный обман российской полиции… Во Францию он прибыл из любви к перемене мест и изысканной роскоши. Раскатывал по Парижу на белом «Ягуаре», обедал в «Максиме», ужинал «У Александра», а ночи проводил в будуарах самых роскошных парижских кокоток. Агенты Интерпола взяли Леху Сазонова в фешенебельном ресторане на Елисейских Полях. Через неделю этого опасного преступника должны были экстрадировать в Россию, где его наверняка ждал многолетний срок в дикой заснеженной Сибири.
Российские правоохранители предупреждали: рецидивист по кличке Жулик дьявольски изворотлив и наверняка попытается бежать еще до экстрадиции. Именно потому за Сазоновым следили так, будто бы он был приговорен к гильотине. В двухместный бокс, где он содержался вместе с пожилым московским банкиром Сергеем Вишневским, каждые пять минут заглядывал коридорный. К чиновникам Интерпола и представителям российского посольства Жулика выводили аж четверо «вертухаев». А на прогулках за ним неотрывно наблюдали самые опытные специалисты охранного ремесла…
Время прогулки близилось к концу. Вечернее солнце, перевалив через гребень стены, скрылось за высоким домом напротив. Во дворике сразу же сделалось прохладно. Надзиратели нетерпеливо посматривали на часы, собираясь загонять зэков по боксам.
Неожиданно из угла, где кучковалась восточноевропейская братва, послышался взрыв дикой ругани, и уже спустя несколько секунд эти звуки перекрыло злобное кхеканье и звон оплеух.
Французы, алжирцы и негры опасливо переместились подальше: от буйных и непредсказуемых славян можно было ожидать всякого. Видеокамеры на консолях плавно развернулись в сторону нарушителей режима. А к месту происшествия уже бежали охранники…
Как и следовало ожидать, драку затеял тот самый Сазонов, которого на днях должны были экстрадировать в Россию. Противником Жулика был его сокамерник, Сергей Вишневский. Это не удивляло: вся тюрьма знала, что русские арестанты давно уже не ладили между собой.
Победителя кулачной дуэли можно было определить и без секундантов. Естественно, им стал умудренный лагерным опытом Жулик. Лехин противник пребывал в тяжелейшем нокдауне. Правый глаз Вишневского чугунел кровоподтеком, из уголка рта текли красные слюни. Вжимаясь спиной в стену, он утирал разбитый подбородок, бормоча с ненавистью: