«Черт знает что! – про себя выругался он. – Если проанализировать имеющиеся факты, получится следующее: полковник Кузьмин решил срочно заняться некой террористической организацией, которая заявила о себе совсем недавно. А через несколько дней, когда ему удалось собрать кое-какие материалы, его расстреляли в упор в аэропорту. Вопрос: что он делал в Шереметьеве? Ответ: скорее всего кого-то встречал. И этот кто-то должен был ознакомиться с секретными документами, лежащими в «дипломате» полковника… – И вдруг у Фалунчука возникла догадка, поразившая его наподобие молнии: – Черт меня побери, если я ошибаюсь, но Кузьмин встречал Константина Панфилова, секретного агента Жигана!»
Фалунчук потянулся к телефону и, чувствуя, как дрожат руки, набрал домашний номер телефона Константина. В трубке послышались длинные гудки – один, второй, третий, десятый, затем автоответчик голосом Константина предложил наговорить необходимую информацию после длинного сигнала. Не дождавшись сигнала, генерал прервал связь. В доме, расположенном на Беринговом проезде, никого не было. Не оказалось Панфилова и в мастерской-мансарде на Арбате, и тогда Фалунчук решил предпринять последнюю попытку.
«Попробую сбросить ему информацию на пейджер и попрошу связаться со мной немедленно. Вдруг и вправду Константин в Москве?»
Потекли долгие минуты ожидания. Вопреки желанию Фалунчука абонент не перезвонил ему в ближайшие полчаса. Генерал не на шутку разволновался. Он прекрасно знал, что, согласно инструкции, Жиган не должен расставаться со своим пейджером, чтобы Фалунчук мог отыскать его в экстренном случае.
«Хотя, может быть, зря я себя накручиваю? Может быть, сидит сейчас Константин с Ларисой в театре или в концертном зале и кайфует в свое удовольствие. Капиталисты давно уже ставят защитные системы, чтобы зрителей и слушателей не отвлекали трели пейджеров и мобильников!»
Оставался еще один вариант: позвонить в Женеву и тактично расспросить Ларису о местонахождении Панфилова. Фалунчук не хотел беспокоить ее по весьма важной причине: он знал, что у Ларисы в последнее время проявлялась довольно тяжелая форма депрессии. И если Константина нет в Швейцарии, а Лариса заподозрит что-то неладное, то болезнь может обостриться. После долгих колебаний генерал все же решился на этот шаг. Он набрал код Женевы, затем номер Панфилова, который оставил ему ныне покойный заместитель, и, мысленно перекрестившись, приготовился к тяжелому разговору.
Когда в трубке раздался звонкий голос Ларисы Быстрицкой, Фалунчук вежливо поздоровался:
– Здравствуйте!
– Валерий Андреевич?! – искренне обрадовалась та. – Неужели это вы?
– Я, – сказал генерал, а про себя подумал, что Лариса совсем не похожа на больную – вон как звонко и весело щебечет. – Как дела?
– Все нормально, Валерий Андреевич, – Константин Второй в норме…
«Она жизнерадостна и ничуть не взволнована, – обрадовался Фалунчук. – Если бы Панфилова вызвали в Москву, она была бы опечалена и грустна. Наверное, я все-таки ошибся. С одной стороны, досадно, что интуиция начинает меня подводить, но с другой – слава богу, что Жиган по-прежнему в Женеве».
Пауза затягивалась, и генерал хотел было позвать к телефону Панфилова, но Лариса его опередила.
– Если вы хотите поговорить с Константином, то его нет.
– А где он? Небось катается на лодке?
– Нет. Он уехал на рыбалку вместе со своим бывшим однополчанином три дня назад. Обещал вернуться через неделю.
– Не оставил номера телефона, по которому его можно будет найти?
– Нет. Обещал звонить сам.
Внутри у Фалунчука все похолодело: он догадался, что легенду с рыбалкой и однополчанином Панфилов придумал. Если бы все это было правдой, Константин обязательно сообщил бы свои координаты.
– Когда, говоришь, он уехал?
– В четверг, три дня назад. Он был в Амстердаме, пока его друг «обрывал» наш телефон. Пришлось дать ему номер отеля, в котором Константин остановился. В тот же вечер Константин сообщил мне, что собирается провести со своим однополчанином целую неделю… Что-нибудь случилось? – В голосе Ларисы появились взволнованные нотки.
– Нет-нет, все нормально, – нарочито бодро отозвался Фалунчук. – Извините за беспокойство. Я перезвоню, когда Константин вернется со своей рыбалки.
Он быстро прервал связь, испугавшись, что Лариса начнет задавать вопросы, а он не сумеет как следует разыграть беззаботность. Дело принимало серьезный оборот – Жиган исчез из его поля зрения. Только полковник Кузьмин мог ответить, где сейчас Константин Панфилов, но Кузьмин вот уже два дня как мертв.
Тяжело вздохнув, генерал включил компьютер, а затем защелкал мышью, пытаясь отыскать нужные ему сведения. Через несколько минут он убедился в правильности своих первоначальных предположений: примерно за полчаса до того, когда убили полковника Кузьмина, в Шереметьеве приземлился самолет из Амстердама. Если Лариса говорила правду и Константин вылетел сразу после звонка неизвестного «друга», то он мог запросто оказаться тем мужчиной в джинсовке, который пытался предупредить полковника об опасности.
«Видимо, Панфилов издали заметил убийцу, и это немудрено – ведь он профессионал. А затем, убедившись, что полковнику уже ничем не поможешь, исчез, растворился в толпе. Вероятнее всего, он не стал преследовать преступников по весьма простой причине – не был вооружен. Впрочем, для Жигана это не аргумент… Так, куда же он поехал из аэропорта, в мастерскую? Наверняка в мастерскую.
Но тогда где он сейчас? Умчался выполнять задание? Куда, какое – ведь Кузьмин даже не успел с ним поговорить!..»
Чем больше генерал размышлял на эту тему, тем сильнее мрачнел. Он уже выкурил полпачки сигарет, выпил невероятное для себя количество кофе, а правдоподобная версия никак не хотела вырисовываться. На связь с Константином Панфиловым мог выйти только один человек – он сам. Но, отправляясь в отпуск, Фалунчук передал координаты Жигана Кузьмину, строго-настрого приказав заместителю пользоваться его услугами лишь в самом крайнем случае. Полковник недаром заслужил репутацию осторожного и аккуратного человека, и если он вызвал из отпуска Жигана, рискуя навлечь на себя гнев генерала, значит, случай и в самом деле был неординарный.
«Мне срочно нужны все телефонные переговоры полковника, которые он вел за несколько дней до гибели. И неважно, с кем он говорил – с любовницей или с директором Федеральной службы! Возможно, это хоть как-то прояснит ситуацию, наведет меня на след Жигана».
Фалунчук ухватился за эту мысль, как утопающий за соломинку, по той причине, что иных версий у него попросту не было. Он вновь вызвал помощника к себе в кабинет и устроил ему настоящий разнос.
Это возымело конкретное действие – через несколько минут на столе у Фалунчука лежала увесистая папка, в которой находилась распечатка служебных и домашних разговоров Кузьмина, и аудиокассета. Генерал открыл папку, пробежал глазами по строчкам, перевернул несколько страничек, затем прослушал кассету…