– Это ты, Джулия?
– Я, бабушка. Мэнди.
– Поднимись, поцелуй меня, Джулия.
Аманда закатила глаза и взлетела по ступенькам, чтобы поздороваться с Агатой Лок и проводить ее в спальню. Агата вот уже несколько лет путала имена членов семьи, и поправлять ее смысла не имело: она считала, что над ней смеются, и очень сердилась. Поэтому родные предпочитали с ней не спорить.
– Последнее время мама принимает меня за тебя, – пояснил Престон Лок, десятый герцог Норфорд, обнимая сына. – Надеюсь, увидев нас вместе, она позволит мне оставаться собой.
Рейфел сочувственно хмыкнул, любуясь отцом. Тот выглядел настоящим великаном. Оба они были одного роста: высокие, голубоглазые блондины, хотя у Престона последнее время стали седеть волосы. Правда, серебро было почти незаметно в белокурых прядях, но когда Рейфел в последний раз гостил дома, отец часто ворчал по этому поводу. Кроме того, за этот год Престон немного поправился, хотя его фигура от этого не испортилась. Просто он стал… крупнее.
– Полагаю, ты не поэтому послал за мной? – шутливо осведомился Рейфел.
Герцог только отмахнулся.
– Пойдем со мной, – велел он и направился было в гостиную, но тут же передумал: – Лучше запремся в моем кабинете, где нам никто не помешает.
Рейфел нахмурился. «Не помешает»? Что-то тут не так. Раньше отец призывал его в кабинет, чтобы наказать за очередную проделку. Недаром они с Амандой с детства знали: если отец велит прийти в кабинет, значит, быть беде! Комната была огромной, размером почти с гостиную. Но обстановка казалась довольно странной. Дом обставляла мать Рейфела, обладавшая безупречным вкусом, но ей не позволялось ничего менять в кабинете, стены которого были и оставались белыми. Все остальные комнаты либо отделывались панелями, либо оклеивались обоями. Но не эта. Десятки картин, висевших на стенах, рельефно выделялись на белом фоне. Рейфелу нравилась эта светлая комната… только не в тех случаях, когда его призывали на ковер за какой-нибудь проступок.
– Что ж, тебя можно поздравить, – начал Престон, садясь за стол.
Тон его, в котором угадывался легкий упрек, еще больше насторожил Рейфела.
– Разве? Что-то в твоем голосе не слышно радости.
– Наверное, потому, что было бы неплохо, узнай я обо всем первым, вместо того чтобы услышать новости из вторых рук. Садись и рассказывай.
– Разумеется. Хорошо бы еще понять, с чем меня поздравляют.
Престон поднял золотистую бровь.
– Как? В последнее время ты совершил больше одного подвига?
Рейфел в полном недоумении пожал плечами:
– Собственно говоря, единственное, чем мне можно гордиться, не стало достоянием общественного мнения. Так о чем мы говорим?
– О твоей помолвке, естественно.
Рейфел, который в эту минуту как раз попытался сесть, снова вскочил.
– Я не помолвлен, – ответил он, отчеканивая каждое слово.
– Думаю, помолвка – лучший выход для тебя, учитывая, какие слухи ходят по городу.
Рейфел прикрыл глаза. Боже, что наделала Офелия?! Он ни на секунду не сомневался, что речь идет именно о ней.
– Мой старый друг Джон Фортон, – продолжал Престон, – первым похлопал меня по плечу и поздравил с будущей свадьбой. Мало того, растолкал гостей, чтобы первым подойти ко мне. Но он, конечно, предположил, что я, как отец жениха…
– Я не жених!
– …полностью осведомлен о происходящем, – докончил Престон, бросив на сына предостерегающий взгляд, явно запрещавший перебивать отца. – Однако Джон посчитал, что все остальное, что ему не терпелось рассказать, – а он из кожи вон лез, чтобы первым сообщить мне все факты и даже более того, – совершенно меня сразит. Можешь представить, как я расстроился.
– Полагаю, все зависит от того, какими фактами ты располагаешь?
– Разве есть еще что-то, мне неизвестное?
– Возможно. Офелия Рид – женщина противоречивая. Мы ведь о ней говорим, верно?
Губы Престона чуть сжались, поэтому Рейфел пояснил:
– Ее можно либо любить, либо ненавидеть. Третьего не дано. По крайней мере так было раньше. Теперь она сильно изменилась. Правда, сейчас мне сложно судить. Несколько дней назад она перенесла потрясение, которое либо сломило ее, либо заставило выйти на тропу войны. Понятия не имею, как все есть на самом деле.
– Садись, Рейф.
Он повиновался, раздраженно ероша волосы.
– Не знаю, почему я удивлен таким поворотом событий. Она обожает распускать слухи. Это ее главное оружие.
– Прекрати разговаривать с собой и для разнообразия потолкуй с отцом! – нетерпеливо бросил Престон. – Судя по тому, что мне рассказали, женщина не может измыслить подобную сплетню, если не хочет, чтобы ее имя вываляли в грязи, а репутацию – погубили.
– Но что ты узнал?
– Люди видели, как ты покидал Саммерс-Глейд вместе с Офелией, после чего вас нигде не было видно всю следующую неделю. Нет нужды объяснять, какие предположения делались на ваш счет. Но в течение этой недели ее отец намекнул, что Офелию пригласили сюда. Похоже, он едва не вылезал из штанов от гордости, но это тоже вполне понятно. Мы, как правило, не приглашаем незнакомых людей в Норфорд-Холл.
Рейфелу стало не по себе.
– Это моя вина, – пробормотал он. – Я сказал ему, что беру Офелию под свое крыло и что она будет гостить у моих родственников.
– Значит, ты ему солгал?
– Нет. Просто не уточнил, каких именно родных мы посетим. Наша семья разлетелась по всей Англии. На самом деле мы поехали к тете Эсмеральде и взяли ее с собой в Олдерс-Нест в качестве дуэньи.
На этот раз уже Престон вскочил как ужаленный.
– Ты увез незамужнюю дебютантку в Олдерс-Нест?! Господи Боже, Рейф, о чем ты только думал?!
– По крайней мере об этой истории мало кто знает, не так ли?
– Именно так, слава Богу. Но сам факт, что ты увез ее познакомиться с «семьей», позволяет сделать только одно заключение.
– Черта с два!
– Безусловно, не сомневайся, особенно еще и потому, что вас видели, когда ты целовал мисс Рид в ее собственном доме, в первый день приезда в Лондон, да еще в тот момент, когда родители девушки находились под той же крышей!
Рейфел бессильно обмяк на сиденье.
– Я тут ни при чем. Это она меня поцеловала.
– Какая разница, кто кого поцеловал?
– Что-то еще? – вздохнул Рейфел.
– На вторую ночь вашего пребывания в Лондоне ты пригласил ее на первый вальс.
– Черт возьми, это был первый вальс?