– Я терплю, но во мне все так и кипит.
– Да я и сам тут аж взмок… Я же вам толкую, что он только притворился мертвым, а вместо него похоронили слугу. По счастью, вмешалось Провидение.
– Так уж и Провидение! – презрительно произнес вольтерьянец Бийо.
– Я хотел сказать, народ, – покорно уточнил Питу. – Этот достойный гражданин, этот запыхавшийся патриот, сообщивший новость, видел негодяя в Вири, где он скрывался, и узнал его.
– Неужели!
– Узнав Фулона, он его выдал, и мерзавца сразу арестовали.
– А как имя храброго патриота, у которого достало смелости совершить этот поступок?
– Выдать Фулона?
– Да.
– Его зовут Сен-Жан.
– Сен-Жан; но ведь это имя лакея?
– Да, он тоже лакей этого негодяя Фулона. Так ему и надо, этому аристократу! Незачем было заводить лакеев!
– Ты, я смотрю, нынче в ударе! – удивился Бийо и придвинулся к Питу поближе.
– Вы очень добры, господин Бийо. Итак, Фулона выдали и арестовали: его отправили в Париж, доносчик бежал впереди, чтобы сообщить новость и получить награду, так что Фулон добрался до заставы позже него.
– Там ты его и видел?
– Да, ну и вид у него был! Вместо галстука ему надели на шею ожерелье из крапивы.
– Послушай, а почему из крапивы?
– Потому что, по слухам, этот негодяй сказал, что хлеб для порядочных людей, сено для лошадей, а для народа хороша и крапива.
– Он так сказал, несчастный?
– Да, тысяча чертей, он именно так и сказал, господин Бийо.
– Вон как ты нынче ругаешься!
– Да чего уж там! – бросил Питу небрежно. – Ведь мы солдаты! Одним словом, Фулон остаток пути шел пешком, и его всю дорогу колотили по спине и по голове.
– Так-так! – сказал Бийо уже с меньшим воодушевлением.
– Это было очень забавно, – продолжал Питу, – правда, не всем удавалось его ударить, потому что за ним шло тысяч десять человек, не меньше.
– А что было потом? – спросил Бийо в раздумье.
– Потом его отвели к президенту Сен-Марсельского округа, хорошему человеку, знаете его?
– Да, господин Аклок.
– Аклок? Он самый, и он приказал отвести его в Ратушу, потому что не знал, что с ним делать; так что вы его скоро увидите.
– Но почему об этом сообщаешь ты, а не достославный Сен-Жан?
– Да потому что у меня ноги гораздо длиннее, чем у него. Он вышел раньше меня, но я его догнал и перегнал. Я хотел вас предупредить, чтобы вы предупредили господина Байи.
– Тебе везет, Питу.
– – Завтра мне повезет еще больше.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что тот же самый Сен-Жан, который выдал господина Фулона, обещал поймать и сбежавшего господина Бертье.
– Так он знает, где тот скрывается?
– Да, похоже, этот Сен-Жан был их доверенным лицом и получил от тестя и зятя, которые хотели его подкупить, немало денег.
– И он взял эти деньги?
– Конечно: от денег аристократа никогда не стоит отказываться; но он сказал: «Настоящий патриот не продает нацию за деньги!»
– Да, – пробормотал Бийо, – он предает своих хозяев, только и всего, Знаешь, Питу, мне кажется, он большая каналья, этот твой Сен-Жан.
– Может статься, но какая разница? Господина Бертье поймают, как и мэтра Фулона, и обоих повесят нос к носу. Хорошенькие они скорчат рожи друг другу, когда повиснут рядышком, верно?
– А за что их вешать? – спросил Бийо.
– Да за то, что они мерзавцы и я их ненавижу.
– Господин Бертье приходил ко мне на ферму! Господин Бертье, путешествуя по Иль-де-Франсу, пил у нас молоко, он прислал из Парижа золотые сережки для Катрин! О, нет, нет, его не повесят.
– Да что там говорить! – произнес Питу свирепо. – Он аристократ, соблазнитель.
Бийо посмотрел на Питу с изумлением. Под взглядом Бийо Питу невольно покраснел до корней волос.
Вдруг достойный фермер заметил г-на Байи, который после обсуждения шел из зала заседаний в свой кабинет; он бросился к нему и сообщил новость.
Теперь пришла очередь Бийо столкнулся с недоверием.
– Фулон! Фулон! – воскликнул мер. – Не может быть!
– Послушайте, господин Байи, – сказал фермер, – вот перед вами Питу, он сам его видел.
– Я видел его, господин мэр, – подтвердил Питу, прижимая руку к сердцу и кланяясь.
И он рассказал Байи то же, что прежде рассказал Бийо.
Бедный Вайи заметно побледнел; он понимал, как велико обрушившееся на них несчастье.
– И господин Аклок отправил его сюда? – прошептал он.
– Да, господин мэр.
– Но как он его отправил?
– О, не беспокойтесь, – сказал Питу, неверно истолковавший тревогу Байи, – преступника охраняет много людей; его не украдут по дороге.
– Дай Бог, чтобы его украли! – пробормотал Байи. Потом обернулся к Питу:
– Много людей.., что вы имеете в виду, мой друг?
– Я имею в виду народ.
– Народ?
– Собралось больше двадцати тысяч, не считая женщин, – торжественно сказал Питу.
– Несчастный! – воскликнул Байи. – Господа! Господа избиратели!
И пронзительным, отчаянным голосом он призвал к себе всех выборщиков.
Рассказ его прерывался лишь восклицаниями да горестными вздохами.
Воцарилось молчание, и в этой зловещей тишине до Ратуши стал долетать далекий невнятный гул, похожий на шум в ушах, когда кровь приливает к голове.
– Что это? – спросил один из избирателей.
– Черт побери, толпа, – ответил другой.
Вдруг на площадь выехала карета; два вооруженных человека высадили из нее третьего, бледного и дрожащего.
За каретой под предводительством Сен-Жана, совершенно выбившегося из сил, бежала сотня юнцов от двенадцати до восемнадцати лет с болезненно бледными лицами и горящими глазами.
Они бежали, почти не отставая от лошадей, с криками «Фулон! Фулон!»
Однако два вооруженных человека сумели обогнать их на несколько шагов и успели втолкнуть Фулона в Ратушу, двери которой захлопнулись перед носом у этих охрипших крикунов.
– Ну вот, доставили, – сказали они избирателям, ждавшим на верху лестницы. – Черт возьми, это было нелегко.
– Господа! Господа! – воскликнул трепещущий Фулон. – Вы меня спасете?
– Ах, сударь, – со вздохом ответил Вайи, – вы совершили много черных дел.