В это мгновение Андре метнула на королеву такой выразительный, такой умоляющий, такой недвусмысленный взгляд, что та поняла: пора прекратить пикировку.
– Хорошо, графиня, – сказала она, – пусть господин де Шарни выполняет мое поручение, а вы ступайте к себе или оставайтесь здесь, как вам будет угодно.
– Благодарю вас, ваше величество, – обрадовалась Андре.
– Ступайте же, господин де Шарни, – сказала Мария-Антуанетта и увидела, как по лицу Андре разливается выражение признательности.
Граф не заметил или не захотел заметить этого выражения; он взял жену за руку и поздравил с тем, что к ней вернулись силы и на щеках заиграл румянец.
Затем, с глубоким почтением поклонившись королеве, вышел. Но на пороге он встретился глазами с Марией-Антуанеттой.
Взгляд королевы говорил: «Возвращайтесь скорее».
Взгляд графа отвечал: «Вернусь сразу, как только смогу».
Что до Андре, она со стеснением в груди, с замирающим дыханием следила за каждым шагом мужа.
Граф де Шарни медленно и чинно шел к дверям. Казалось, Андре безмолвно подгоняет его; вся воля ее сосредоточилась на одной мысли: вытолкнуть графа прочь.
Поэтому, как только двери за ним затворились, как только он скрылся из виду, силы оставили Андре; лицо ее побледнело, ноги подкосились и она упала в ближайшее кресло, бормоча извинения за грубое нарушение этикета.
Королева подбежала к камину, взяла флакончик с нюхательной солью и поднесла к лицу Андре, но на сей раз та пришла в себя не столько благодаря заботам королевы, сколько благодаря силе воли.
В самом деле, в отношениях между двумя женщинами было нечто странное. Казалось, королева расположена к Андре, а Андре питает к королеве глубокое уважение, и все же в иные мгновения они казались не благосклонной госпожой и преданной служанкой, но врагами.
Поэтому мощная воля Андре, как мы уже говорили, быстро вернула ей силы. Она встала, почтительно отвела руку королевы и, склонив перед ней голову, спросила:
– Ваше величество, вы позволите мне удалиться?..
– Да, конечно, вы вольны поступать, как вам угодно, дорогая графиня; вы же прекрасно знаете, я не требую от вас соблюдения этикета. Но вы ничего не хотите мне сказать перед уходом?
– Я, ваше величество? – удивилась Андре.
– Вы, конечно, кто же еще.
– Нет, ваше величество; о чем мне говорить?
– Об этом господине Жильбере, чей вид вас так испугал.
Андре вздрогнула, но только молча покачала головой.
– Коли так, я вас более не задерживаю, дорогая Андре.
И королева сделала шаг к двери, ведущей в будуар, смежный с опочивальней.
Андре, сделав королеве безукоризненный реверанс, пошла к другой двери.
Но в то мгновение, когда она собиралась ее открыть, в коридоре раздались шаги и чья-то рука легла на ручку двери с внешней стороны. Послышался голос Людовика XVI, отдающего приказания камердинеру перед отходом ко сну.
– Это король! Ваше величество! – воскликнула Андре, отступив на несколько шагов назад. – Это король!
– Ну и что? Да, это король, – сказала Мария-Антуанетта. – Вы так его боитесь?
– Ваше величество, ради Бога! – взмолилась Андре. – Я бы не хотела столкнуться с королем, я бы не хотела предстать перед ним, по крайней мере, сегодня вечером; я умру со стыда!
– Но вы мне откроете наконец…
– Все, все, что ваше величество прикажет. Только спрячьте меня.
– Пройдите в мой будуар, – сказала Мария-Антуанетта, – и подождите там, покуда король уйдет. Не беспокойтесь, заключение ваше будет недолгим; король никогда здесь не задерживается.
– О, благодарю вас! Благодарю вас! – воскликнула графиня.
Она бросилась в будуар и исчезла в то самое мгновение, когда король открыл дверь и показался на пороге.
Королева выслушала приветствие мужа и дружески поздоровалась с ним.
Король протянул ей руку.
– Какой счастливый случай, – спросила Мария-Антуанетта, – привел вас ко мне в этот час?
– Чистая случайность, как вы совершенно верно изволили заметить, сударыня; я встретил Шарни, который сообщил мне, что идет передать от вашего имени всем нашим воякам, чтобы они сидели смирно. Я так обрадовался вашему мудрому решению, что не мог пройти мимо ваших покоев, не поблагодарив вас.
– Да, – сказал королева, – я действительно подумала и решила, что лучше вам оставить войска в покое и не подавать повода к междоусобным войнам.
– Ну что ж! В добрый час, – ответил король, – я рад, что вы придерживаетесь такого мнения. Впрочем, я знал, что сумею вас убедить.
– Ваше величество видит, что вам нетрудно было бы добиться цели, ибо я пришла к такому решению и сама.
– Прекрасно! Это доказывает, что вы не лишены благоразумия, а когда я выскажу вам некоторые свои соображения, вы станете еще благоразумнее.
– Но если мы и так одного мнения, ваше величество, то стоит ли их высказывать?
– Будьте покойны, сударыня, я вовсе не хочу вступать с вами в спор; вы хорошо знаете, что я так же не люблю спорить, как и вы; давайте просто побеседуем. Послушайте, разве вам не приятно, когда мы время от времени беседуем о делах Франции, как добрые супруги о семейных делах?
Последние слова Людовик XVI произнес со свойственным ему добродушием.
– Напротив, ваше величество, я всегда рада поговорить с вами, – ответила королева, – но подходящее ли нынче время для разговоров?
– Я полагаю, да. Вы мне только что сказали, что не желаете открывать военные действия, не так ли?
– Да, я так сказала.
– Но вы не объяснили, почему.
– Вы меня не спрашивали.
– Ну, так я сейчас спрашиваю.
– Из-за слабости!
– А! Вот видите: если бы вы надеялись, что сила на вашей стороне, вы начали бы войну.
– Если бы я надеялась, что сила на моей стороне, я сожгла бы Париж.
– О, как бы я радовался, если бы вы не хотели войны по тем же причинам, что и я!
– А какие у вас причины?
– У меня? – переспросил король.
– Да, у вас.
– У меня только одна причина.
– Какая же?
– Я не хочу вступать в войну с народом, ибо полагаю, что народ прав.
Мария-Антуанетта поразилась:
– Прав! Народ прав, что поднял восстание?
– Да, прав.
– Прав, что штурмует Бастилию, убивает коменданта, казнит купеческого старшину, расстреливает ваших солдат?