Колонны теперь двигались не наобум. Наученные горьким опытом командиры делали все, чтобы обеспечить хорошую разведку. Теперь не было казусов, как в первую войну, когда даже у комбатов не имелось под рукой карт местности.
Бронетехника шла в сопровождении вертолетов, жестоко подавляя огнем все возможные очаги сопротивления. Опять боевики попробовали провернуть старый трюк – выставить заслон из селян, женщин, детей, затормозить продвижение колонн и из-за спин мирных жителей обстрелять военных, а то и захватить кого-нибудь в плен. В первую войну такая тактика практически перечеркнула весь план войсковой операции, на неделю задержав блокирование Грозного. Сейчас колонны шли, не обращая внимания на живые заслоны. Живые щиты распадались, гордые чеченки только и успевали выскакивать из-под траков и колес, правда, не всем это удавалось, но что же – такова проза войны. А по маячившим в отдалении боевикам с оружием открывался шквальный огонь и по возможности организовывалось преследование, если это не мешало продвижению вперед и не было опасно. Приказано открывать огонь при малейших проявлениях враждебности. Перво-наперво необходимо было сберечь жизни солдат и офицеров.
Идущие следом за армией подразделения внутренних войск и специальные отряды милиции должны были подчищать тылы. В поселки и городки, сдавшиеся без боя, входила новая власть. С сопротивлявшимися не церемонились. Снарядов не жалели.
Нарытые в Ичкерии в последние годы, еще до мятежа, военные укрепления равняли с землей артиллерия и авиация, после чего шли вперед пехота и бронетехника, зачищая оставшихся в живых. Дома, откуда велась стрельба, раскатывали в пыль.
Было понятно, что открыто противостоять войскам и не то чтобы остановить, а даже хоть на какое-то время затормозить продвижение войск мятежники оказались не в состоянии. И боевики в который раз начали переходить к тактике, разработанной еще в Афганистане. Она предусматривала отказ от позиционных боев, но вместе с тем упорное удержание ключевых позиций в крупных населенных пунктах и горах, нападение превосходящими силами на уязвимые объекты, внезапность действий и попытки удержать инициативу в своих руках. Особенно большая надежда у них была на работу по колоннам методом так называемых блошиных укусов – блоха кусает и сразу прыгает на другое место. Обычно это выглядело так: группа из десятка боевиков (пара гранатометчиков, пара пулеметчиков и автоматчики), используя многоярусный перекрестный огонь, в тщательно подобранном месте наносят значительный ущерб живой силе противника. Но военные, наученные горьким опытом, выработали методику борьбы с такой тактикой. И пока мятежники не смогли достаточно эффективно использовать этот способ.
Между тем активно работала фронтовая авиация. Она накрывала бомбоштурмовыми ударами выявленные места концентрации мятежников. Эффект от этого был далеко не сокрушительный – боевики быстро сориентировались и начинали разбегаться, едва заслышав шум авиационных двигателей. Но психологический эффект достигался сногсшибательный. Многие моджахеды после этого просто разбегались кто куда, дезертировали, предоставляя почетное право положить жизнь на дело борьбы с неверными кому-нибудь другому.
Самая удачная бомбежка пока была в Аджанском ущелье, на границе Грузии и Ичкерии. Вышедшие четко по маячкам, выставленным разведывательно-диверсионной группой Ника, «сушки» накрыли лагерь. Хорошо подгадали время – как раз тогда, когда туда прибыла колонна на одиннадцати автомашинах с боевиками, готовившимися к переброске в Свободную Ичкерию. Собственно, для их напутствия и прибыл туда Абдулла Меджиев в сопровождении турецкого и американского кураторов.
Бомбоштурмовой удар практически в пыль перемолол всю эту шатию-братию.
Русские военные отлично поняли, что им развязали руки. А, как хорошо известно, драться с развязанными руками куда легче.
Так началась операция по планомерному масштабному истреблению боевиков и наведению порядка в приграничных областях России.
И не верь в спокойствие ты вечное,
Вот уже к тебе под облака
Тянутся прерывистые встречные
Огненные трассы «ДШК».
Слова этой песни про вертолетчиков Афганской войны мелькнули в голове Бизона, когда вертолет набирал высоту.
По ним действительно били с земли, со стороны скал. Прочертила рассветное небо огненная комета – это дали залпы из ПЗРК «Игла». Летчики выдали противоракетный маневр. Потом заработал крупнокалиберный пулемет «ДШК», который легко дырявил броню. Вертолет пытался уйти из-под обстрела. Резко набрал высоту и заложил головокружительный вираж.
И кому судьба какая выпадет,
Предсказать заране не берись.
Нам не всем ракетой алой высветят
Право на посадку и на жизнь…
По обшивке загрохотал град. Пули все-таки пробили вертолет. Двигатель заработал натужнее.
Но «МИ-8» выправился и резко ушел вверх…
Приземлялись тяжело. Последние километры двигатель начинал сбаивать, захлебываться. Но все-таки шасси вертолета коснулось посадочного поля в Моздоке.
Судьба десантникам выпала – жить…
А потом начались хождения по мукам.
Встречали вышедшую из чистилища разведывательно-диверсионную группу или как важную делегацию, или как особо опасных преступников – с почетным караулом. Вся полоса была забита вооруженными солдатами.
Пленных на полосе тут же подхватили под белы ручки ребята в рабочем, потертом камуфляже, но без видимых знаков отличия, здоровенные и самоуверенные, по повадкам – спецназ АФБ «Альфа». Они были в сопровождении полковника из разведотдела группировки. На десантников альфовцы смотрели настороженно и с уважением – они знали, что такое возвращение с боевого задания. Пленных запихнули в бронированную «Газель» с коробкой прибора «Пелена» на крыше, предназначенного для глушения сигналов на подрыв радиоуправляемых фугасов. Следом за ней двинули два бронированных «уазика» с бойницами и отливающими синевой пуленепробиваемыми стеклами. Рванули они с места так, будто за ними гнались. Больше этих парней, да и пленников, вживую десантники не видели.
Встречали группу заместитель командира воздушно-десантной дивизии, начальник дивизионного особого отдела и какой-то тип в штатском с умными глазами контрразведчика.
Ну и пошло-поехало. Сначала к заместителю командующего группировкой с подробным отчетом. Потом насели контрразведчики – расскажи им, как да чего. Особенно интересовало, куда подевался капитан Тимрюков. А после начались угрозы – никому ни в коем случае не рассказывать об операции, даже на смертном одре. Взяли несколько подписок самого сурового свойства.
Все это было излишне. Объяснять Нику и его людям, что такое спецоперация и режим секретности, не стоило. Но контрразведчики перестраховывались и дули на воду.
– Не помню ни одной операции, чтобы так суетились, – говорил Фауст, развалившись в вагончике в Моздоке. На самом деле, учитывая несколько облегченное отношение к государственным тайнам в последние годы, такой ажиотаж был необычен…