– Все пропало, Олег Геннадьевич?
– Отнюдь. – Благомор покосился на меня как-то странно. – Не торопитесь вязать мне руки и тащить на милость победителей. Где этот чертов Триглав?.. – Благомор с кряхтением извлек из кармана коммуникатор, принялся давить кнопки. – Дьявол, пропал куда-то… Триглав – мой наместник в Грозовой долине. Он не предатель, он просто жутко неорганизованный человек. Заговорщики не знают, что на авиабазе в Журавлином припрятаны две снаряженные полным боекомплектом «Черные акулы». «Ка-50», слышали про такие штуки? – Бахвальство в голосе «царька» прозвучало явственно. «Детский сад, – подумал я. – А с юга уже подтягиваются головорезы Тихомирова, преданные режиму по самые гланды…»
– Вы странно смотрите на меня, Михаил Андреевич, – забеспокоился Благомор, почувствовав в моем взгляде что-то неладное. – Вы словно бы решаете дилемму – убить меня или не стоит…
– Мелькнула мысль, Олег Геннадьевич, – признался я. – Простите.
– Но… больше не мелькнет?
– Надеюсь.
Он смотрел на меня оценивающе, пристально, въедливо – и, будучи замечательным психологом, видел меня насквозь. Все мои плюсы и минусы. Все последствия и вытекающие моего сотрудничества с его структурами.
– Будете работать на меня? – вопрос прозвучал глуховато.
– Вынужден…
– Не предадите?
– А вы создайте условия, Олег Геннадьевич.
– Условия мои… или ваши?
– И мои тоже, – осмелел я. – Первое. Люди, которых вы видите перед собой, остаются со мной. Они не пленники и не рабы. Вам это ничего не стоит, а нам… приятно.
– Дальше.
– Условия работы на благо вашей «партии» зависят от моих… назовем их так, преференций.
– Ах, ну, вы же у нас совестливый гуманист… Дальше.
– Как насчет финансовой независимости?
– Прилагается.
– Всё, что было обещано в процессе вербовки, – не рекламный трюк. Все условия для жизни, обещанные отпуска, отсутствие палок в колесах…
– А взамен – безоговорочная лояльность. Хм, неужели мы с вами договорились, Михаил Андреевич? – Благомор засмеялся, хотя ему и было больно.
– Да, похоже, переговоры прошли успешно… – Я повернул голову – надоело мне любоваться на этого возрождающегося из пепла «феникса». Анюта безотрывно смотрела мне в глаза, в ее взгляде было столько всего, что сделалось нехорошо. Степан смотрел на меня с благодарностью, Корович – меланхолично. Коммуникатор в руке «властителя» зажужжал, подпрыгнул, сделал мертвую петлю. Спохватившись, он поднес его к уху. Было слышно, как срывается голос абонента. Но новости, похоже, были обнадеживающие. Физиономия Благомора стала разглаживаться, в глазах зажегся хищный плотоядный блеск. Губы перекосились в саркастическую усмешку.
– Работайте, Триглав. Передайте Тихомирову, что меня можно найти в квадрате 16-Б. Ориентир – много битого железа и мертвой органики. Удачи вам.
Он выбросил коммуникатор и обжег меня победным взглядом.
– «Акулы» нанесли удар по заговорщикам в Тарбулы. Резиденции больше нет, ничего, построим новую. Ну, точно глупцы – там даже денег в сейфе было от силы на пару джипов… Выжившие отступили в леса, сейчас с ними работают люди Тихомирова – надеюсь, за полчаса замкнут кольцо. Часть отряда идет к нам. Возвращаемся во власть, Михаил Андреевич? Как насчет разгрести авгиевы конюшни?
Ромашковое поле огласилось лязгом железа, ревом посаженных моторов. Из «Уралов», крытых брезентом, выпрыгивали вооруженные люди с отнюдь не библейскими минами, разворачивались в цепь.
– Гвардейцы Тихомирова, – успокоил Благомор. – Не укусят, не волнуйтесь. Но постарайтесь не шевелиться в ближайшие несколько минут. Не хотелось бы, чтобы наше с вами сотрудничество на благо Каратая ограничилось вашими похоронами…
Осень в Каратае выдалась теплой, сухой, запомнилась буйством красок и хорошей премией за «успешно проделанную работу». Я вернулся со службы уставший, поднялся на крыльцо, напевая: «Каждому из нас прожитое втиснуть в пять минут ходьбы», потоптался, стряхивая грязь с сапог, поглазел по сторонам. Узкая, окольцованная скалами долина Покоя, где располагался жилой городок, утопала во всех цветах спектра. Домики нелепых очертаний, слепленные из пористой породы – родственницы ракушечника, сползали ко дну ущелья. Террасы, на которых они обосновались, имели достаточную площадь, чтобы вместить строения, хозяйственные постройки и приусадебную территорию. Не так давно сюда завозили чернозем, садовники растаскивали его по участкам, высаживали цветы, прочую огородную чепуху, соответствующую вкусам хозяев. Щебеночные дорожки замысловато оплетали дома. Я глянул наверх – до выступа скалы, на котором прилепилась избушка верхнего соседа, было метра четыре. С его участка на мое крыльцо свешивались переплетенные стебли вьюнов, заросшие цветами. Приходилось постоянно раздвигать это пахучее мочало, чтобы попасть к себе домой. Будь я чуть принципиальнее в решении бытовых вопросов, давно бы объявил войну соседу – плевать, что он работает в засекреченном отделе «Ч»… Поселок охранялся круглосуточно, бетонные посты на вершине утеса неоднократно пытались замаскировать под ландшафт, но выходило неубедительно. В дальнем уголке сада, где у нас произрастало что-то гибридное, пьянящее и пожирающее ос, вновь протекала перепалка: Степан ругался с соседским служкой Друзем, который «несанкционированно» передвинул ограду, чтобы можно было забетонировать фундамент баньки. «Какого хрена вы тут воздвигли свою терму? – возмущался карлик. – Вот заставим переставлять – будете знать!»
Ежедневные стычки на тему, чей хозяин круче. Я вошел в дом – неказистый, плохо обживаемый, но какой уж есть. Прихожая в стиле «мрачный лубок», кухня, украшенная перекрещенными казачьими нагайками (наследство от прежних проживающих), головами зверей, павших в неравной схватке, и живописной паутиной между ними. Справа по курсу – небольшая гостиная со стареющим диваном и морально мертвым «Телефункеном». Слева – спальня, ванная комната, оснащенная бочкообразным помывочным устройством, издающим при заполнении рев низвергающегося водопада. Крохотная мансарда – мой рабочий кабинет, святая святых. Под лестницей – каморка Степана. Чуть побольше собачьей конуры, но не припомню, чтобы он роптал. «Даже не золотая клетка», – как однажды в сердцах выразилась Анюта.
– Дорогая, я дома! – крикнул я, пристраивая портфель на стул.
– Рашпиль не забудь у стены поставить, – проворчала из спальни Анюта.
А еще недавно мчалась на стук двери, ворковала: «Тут я, твоя любимая рабыня», целовала, тащила за стол, где уже дымился вкусный ужин. Каждый день – творческий подход к приготовлению пищи. Осетрина в яблоках, осетрина в помидорах, осетрина в пельменях. Позднее стала повторяться, могли неделю кряду питаться «закаленной» от бесчисленных заморозок-разморозок рыбой. Сегодня, если обоняние не подводило, ужина вообще не предвиделось. На кухне не прибрано – вчера утром было точно так же, только на потолке ничего не валялось. Я снял сапоги, добрел до холодильника. Лучше бы не открывал…