В первую ночь после того, как Рита выписалась из больницы, он, лежа в темноте на широкой кровати, осторожно спросил:
– Тебе, наверное, некоторое время нельзя будет заниматься любовью.
– Почему? – неприятно изумилась она, как если бы он сказал нечто обидное.
– Все же авария... – попытался оправдаться он.
– У меня там все цело, – хмыкнула она, и рука ее мягко легла ему на грудь, а затем, медленно перебирая пальчиками его кожу, поползла вниз.
Он закрыл глаза от подступающего возбуждения и включил бра. Жена зажмурилась и тут же погасила светильник.
– Я, кажется, стала стеснительной, – засмеялась она с детской непосредственностью.
Может, это было и к лучшему. Об этом он подумал уже позже. Такой бурной ночи Лаврентьев уже и не помнил. Даже в медовый месяц такие выпадали редко. Да и прошло уже после этого медового месяца десять лет. И вот – пожалуйста!
Два дня он жил в полуреальном мире. Забыл о своей практике, о том, какие у него до этого возникали планы. Все отошло на задний план. Рита полностью заняла его мысли.
А потом... Был звонок. Рита подняла трубку и о чем-то недолго говорила. После чего он заметил: она изменилась в лице.
– Тебе плохо? – встревоженно спросил он.
– Нет. Немножко голова закружилась.
– Кто это звонил?
– Подруга.
– Лариса?
– Да. Она.
– У нее какие-то проблемы?
– Все в порядке, – отмахнулась Рита, спеша на кухню.
На некоторое время он забыл об этом звонке. Но через день снова раздался звонок. Он поднял трубку, однако разговаривать с ним не захотели. Связь оборвалась, едва он подал голос. Лаврентьев сходил в магазин, а когда вернулся, Рита разговаривала с кем-то по телефону. Увидев мужа, она закруглилась с беседой и как ни в чем не бывало улыбнулась ему. Правда, улыбка эта ему не понравилась. Она была явно вымученной, и за ней скрывалась некая тревога.
Он не стал спрашивать, кто звонил. Если бы она хотела, то сама бы рассказала. Она не захотела. И именно тогда он решил вернуться к своим старым планам. Усадив Риту на диван, устроился рядом и спросил:
– Ты помнишь, что мы с тобой решили до аварии?
Рита на секунду задумалась, а затем, твердо глядя ему в глаза, сказала:
– Помню.
– Я думаю, нам пора завершить начатое.
В этот миг ему захотелось немного изменить ранее придуманный им план. И он уже уверил себя, что воплотит это изменение в жизнь. Поскольку кое-что в его жизни произошло. После сказочно проведенных с женой нескольких дней.
– Ты уверен? – на всякий случай спросила она.
– В себе – да. А вот ты? Ты сможешь сейчас справиться?
– За меня не беспокойся, – убежденно ответила она.
Ближе к вечеру, когда он пил кофе на кухне, она подошла к нему, нежно обняла за шею и, прижавшись губами к его затылку, произнесла:
– Ты не смог бы завтра поехать со мной?
– Поехать? Куда? – Он слегка опешил.
– Я хотела бы взглянуть на то место, где произошла авария. Ты ведь знаешь, где это было?
Лаврентьев нахмурился. Его возили на место аварии. Но он не хотел об этом сейчас вспоминать. Потому как сразу же на ум приходил инспектор Смолячков с его дурацкими вопросами.
– Зачем тебе это?
– Мне все как-то не верится, что со мной могло случиться такое.
– Просто забудь об этом, – посоветовал он.
– Может, я так и сделаю. После того, как побываю там.
Марк Георгиевич задумался, а потом согласился, хотя это ему и не понравилось.
На следующий день он отвез ее на своей машине к месту трагедии. Рита долго стояла у обочины, глядя вниз с крутого склона, куда полетела ее машина. Уже ничто не говорило о том, что здесь произошла авария. Дерево, о которое ударилась ее машина, продолжало расти; тихо шелестела листва. И восстановился травяной покров.
Рита спустилась вниз, постояла возле дерева, а затем поднялась наверх. Кто-то другой так и не понял бы, что она хотела здесь увидеть. Но психоаналитик без труда сообразил: его жена что-то пыталась отыскать.
Рита перешла через дорогу, желая увидеть место, где взорвалась вторая машина. Обломки давно уже были вывезены отсюда. Однако жена не удержалась и спустилась вниз с другой стороны дороги.
Лаврентьев молча наблюдал за ней. Он не любил загадок, которые предлагали ему. Другое дело, когда он сам их загадывал.
Рита поднялась на шоссе и сразу же бросилась на шею к мужу.
– Ты знаешь, – сказала она слабеньким голосом, – это так тяжело. Я никогда не думала, что местность может так давить на тебя. Я словно вновь почувствовала, как падаю. Страшно.
И поежилась. Он покрепче прижал жену к себе.
– Давай уедем, – поспешно попросила она. – Мне здесь не по себе. И ты прав. Лучше все забыть.
В этом Лаврентьев был с ней согласен. Хотя у него были вопросы насчет аварии. К Рите. И главный – в ту злополучную ночь она не должна была находиться в машине одна. Но он не задал этот вопрос. Он тоже хотел забыть об аварии.
В тот же день, вечером, кто-то опять позвонил. Лаврентьев выходил из туалета, когда услышал, как жена сказала в трубку:
– Завтра. В четыре.
Он сделал вид, что ничего не расслышал.
Лаврентьев решил сам во всем разобраться. Что это за таинственные телефонные переговоры?.. Накануне он звонил подруге жены Ларисе, и та уверила его, что не звонила Рите после ее выписки из больницы, как и та ей.
Рита обманывала его. И он хотел знать, почему. Именно поэтому он вознамерился проследить за женой. В четыре так в четыре. Лаврентьев не знал, куда она отправится и где у нее встреча. Он решил дождаться, когда Рита выйдет из дому и сама приведет его к тому, с кем у нее свидание.
Это произошло вчера. И сегодня, как только он закончил с Фоминым, сразу же направился домой.
Он подъехал на «Мазде» к своему дому в половине третьего, заглушил мотор и стал внимательно следить за подъездом. Он надеялся, что за полтора часа до назначенного свидания его жена вряд ли покинула квартиру.
И был прав. Рита вышла в половине четвертого.
3
Она взяла такси и поехала в сторону Кутузовского проспекта. Лаврентьев двигался следом, стараясь не отстать и не потерять нужный объект в потоке машин.
Рита отпустила такси на Ленинских горах. Он припарковал «Мазду» и поспешил за своей женой, боясь, что та успеет от него скрыться.
Она подошла к массивным перилам, за которыми открывался величественный вид на столицу, и встала рядом с каким-то человеком в костюме. Он был чуть выше среднего роста, незастегнутые полы пиджака колыхались от ветра.