И Хан заткнулся. Я тоже молчал. Мне нечего было сказать. И не хотелось.
Минут через десять те двое вернулись. Они несли сумку, огромную спортивную сумку. Несли вдвоем, держа ее с разных сторон за ручки. Перед Лордом ношу опустили, и мой спаситель тут же расстегнул «молнию».
– Здесь все? Три миллиона?
– Да, – подтвердил он и поправился: – Без пятидесяти тысяч.
Лорд неторопливо достал сигару, сунул ее себе в зубы. Тем же неторопливым движением извлек зажигалку, прикурил. И я увидел, как в каплях дождя его глаза довольно сверкнули. Он вернул деньги. После всех событий к нему отходило казино Хана. А пятьдесят тысяч... Для Лорда они были пылинкой, которую можно было и не заметить.
Лорд взмахнул рукой, стряхивая с нее капли дождя, и как бы уже спросил о настоящей цене:
– Что ты хочешь взамен?
– Чтобы ты отпустил меня. И его. – Человек кивнул на меня.
На лице у Лорда не дрогнул ни один мускул. Интересно, почему тот верил, что Лорд его отпустит? Только из-за того, что тот сдал Хана? Или была какая-то иная причина?
И в следующий миг я понял, что моя догадка верна.
– Так ты говорил, что тебе осталось жить несколько дней?
– Может, и меньше, – кивнул он.
– Я узнавал о тебе. На зоне о тебе ничего плохого не сказали. А значит... Значит, ты имеешь право спокойно умереть.
– Он уйдет со мной, – человек кивнул в мою сторону. – Он должен мне помочь. К тому же он ничего не знает.
Лицо у Лорда по-прежнему оставалось безучастным. Он молчаливо стоял, дымил и решал мою судьбу. Не очень приятно, когда от кивка одного человека зависело, влепят ли тебе сейчас пулю в лоб, или отпустят на все четыре стороны. Но Лорд был воистину гангстером из кинофильма. И жест его был довольно широк.
– Последняя воля умирающего? – В сказанном был некий зловещий смысл. – Ладно, катитесь оба.
Мой спаситель толкнул меня в бок. И я не стал корчить из себя героя. Когда еще мне будет даровано судьбой выйти сухим из воды? Такой мутной... Никогда. Такое дается только один раз.
Мы уходили. Вдвоем. После всей этой бойни. Под дождем, перепрыгивая через обломки бетонных плит и разный хлам. А позади нас остался Хан, судьбу которого решал сейчас Лорд. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы угадать вердикт. Я знал, он будет действовать все по тем же гангстерским меркам. Одно время Лорд заливал провинившимся ноги бетоном и опускал после этого в глубокое озеро или в речку. Хотя до меня доходили слухи, что в последнее время ему стало нравиться заливать неугодных все тем же хорошо схватывающимся бетоном с головой. Так или иначе, участи Хана не позавидуешь.
Мы выбрались на трассу. Здесь стояло много машин. И те, на которых приехали мы со свитой Хана, и другие.
– Ты мне кое-что обещал, – напомнил мой спаситель.
– Разве? – Я был убежден, что твердого ответа он от меня не слышал.
– Мне нужно к матери. Успеть к ней доехать. – Он подумал, а затем тихо добавил: – Я умираю.
Нехорошо мне чего-то стало. Словно это не он, а я сейчас умирал. Может быть, так и было. Что-то во мне умерло после бойни на развалинах. Какая-то часть меня была похоронена. Не знаю, какая, но то, что я уже не тот Виртуоз, которым был прежде, – это точно.
– Далеко? – спросил я.
– Далеко.
– На чужой машине я не поеду.
– А твоя где?
– В столице, в гараже.
– Тогда поехали за ней.
Что ж, как сказал Лорд, воля умирающего – это... Хотя насчет этого он ничего не говорил. Это я уже так, меланхолия на меня накатила.
* * *
И вот моя пятилетняя «аудюшка» несет нас по трассе к матери человека, который сидит на заднем сиденье, лопает периодически таблетки и все рассказывает мне, все рассказывает...
– Когда я вышел из тюрьмы, у меня даже не было мысли мстить. Веришь? Мне оставалось жить немного. И я хотел... Я хотел просто добраться до матери. И... И, если удастся, увидеть Ольгу. Я не собирался причинять ей вред. Просто увидеть. Несмотря на прошедшие восемь лет, она... Да ладно, что тебе говорить... Ты веришь в предначертание?
Он неожиданно запнулся. Я не любил забираться в такие дебри.
– Бог его знает.
– А я теперь верю. Понимаешь, после тюрьмы я поехал в столицу, а затем на развалины торфобрикетного завода. Тайник у меня там был. Восемь лет назад Хан перед операцией нас авансировал, чтобы мы экипировочку купили и прочее. Так вот, двадцать тысяч у меня осталось. И одну лишнюю винтовку я запас. Снайперскую. Для себя. Хотя и сам сейчас не пойму, для чего она мне нужна была... Эти двадцать тысяч и винтовку я припрятал перед «походом» в казино. И вот как получилось... Прошли восемь лет, а все так и осталось нетронутым. Я забрал деньги, винтовку и отправился назад. А тут дождь полил, как из ведра. Пока я добрался до трассы, весь промок – хоть выжимай меня. И тут...
Он запнулся, проглотил таблетку и продолжил:
– Две машины. Одна только из-за поворота вывернула, а вторая – ей навстречу. Ливень, дорога скользкая.... Короче, врезались они – и по разные стороны шоссе полетели. В одной машине двое ехали: мужчина и женщина. Женщина за рулем. Не знаю, почему не мужик...
На этот вопрос ему ответил бы Фомин. Потому как в ту роковую ночь он не только покопался в тормозах машины, но перед этим еще и оглушил ломиком мужчину, поджидавшего за рулем Риту. Поэтому, когда Рита вернулась, ей пришлось перетащить находящегося без сознания Бабушкина на заднее сиденье, а самой вести машину.
– В общем... Когда машина покатилась в кювет, женщина каким-то образом вывалилась из салона. Может, дверь была плохо закрыта, не знаю. Но она вывалилась, а машина полетела дальше. Женщина ударилась точно виском о камень. Думаю, умерла мгновенно. Во всяком случае, когда я над ней склонился, она уже не подавала никаких признаков жизни. Лицо от удара почти не пострадало. Миловидное такое... И глаза были открытые. Я добрался до скатившейся машины. Мужчина лежал на заднем сиденье и тоже был мертв. Тогда я выбрался на трассу, перешел ее и спустился ко второй машине. У первой мне делать было нечего. Никому я там не мог помочь. А у второй...
Он запнулся, словно набираясь сил, и после продолжительной паузы продолжил:
– Сразу я увидел руку, вывалившуюся из машины. Это была женская рука, вся в крови. Я пощупал пульс. Он был слабый. Женщина оказалась жива. Я вытащил ее из машины. Лицо изуродовано при падении, ни одного живого места. Но что-то у меня дрогнуло в душе. Понимаешь? На другой руке я заметил кольцо. Такого второго не могло быть. Я не мог поверить в совпадение. И, чтобы окончательно убедиться, – ты уж извини меня, – но я приспустил у нее трусы. На ягодицах были татуировки. На одной – лилия, на второй – роза. Их Ольга сделала когда-то при мне. Лилия, сказала она, знак проститутки, а роза – невинности. Я спросил тогда, что это значит? Она ответила, что от невинности до проститутки один шаг.