– Он будет сегодня.
– Где?
– Думаю, что в ложе баронессы.
– Эта очаровательная особа рядом с нею, вероятно, ее дочь?
– Да.
– Позвольте поздравить вас.
Альбер улыбнулся:
– Мы поговорим об этом подробнее в другой раз. Как вам нравится музыка?
– Какая музыка?
– Да та, которую мы сейчас слышали.
– Превосходная музыка, если принять во внимание, что ее сочинил человек и исполняют двуногие и бескрылые птицы, как говорил покойный Диоген.
– Вот как, дорогой граф? Можно подумать, что при желании вы можете услаждать ваш слух пением семи ангельских хоров?
– Почти что так, виконт. Когда мне хочется послушать восхитительную музыку, такую, которой никогда не слышало ухо смертного, я засыпаю.
– Ну, так вы попали как раз в надлежащее место; спите на здоровье, дорогой граф, опера для того и создана.
– Нет, говоря откровенно, ваш оркестр производит слишком много шуму. Чтобы спать тем сном, о котором я вам говорю, мне нужны покой и тишина и, кроме того, некоторая подготовка…
– Знаменитый гашиш?
– Вот именно. Виконт, когда вам захочется послушать музыку, приходите ко мне ужинать.
– Я уже слушал ее, когда завтракал у вас.
– В Риме?
– Да.
– А, это была лютня Гайде. Да, бедная изгнанница иногда развлекается тем, что играет мне песни своей родины.
Альбер не стал расспрашивать, замолчал и граф.
В эту минуту раздался звонок.
– Вы меня извините? – сказал граф, направляясь к своей ложе.
– Помилуйте.
– Прошу вас передать графине Г. привет от ее вампира.
– А баронессе?
– Передайте, что, если она разрешит, я в течение вечера буду иметь честь засвидетельствовать ей свое почтение.
Начался третий акт. Во время этого акта граф де Морсер, согласно своему обещанию, явился в ложу г-жи Данглар.
Граф был не из тех людей, которые приводят в смятение зрительную залу, так что никто, кроме тех, кто сидел в той же ложе, не заметил его появления.
Монте-Кристо все же заметил его, и легкая улыбка пробежала по его губам.
Что касается Гайде, то, чуть только поднимали занавес, она ничего уже не видела вокруг. Как все непосредственные натуры, ее увлекало все, что говорит слуху и зрению.
Третий акт прошел как всегда; балерины Нобле, Жюлиа и Леру проделали свои обычные антраша; Роберт-Марио бросил вызов принцу Гренадскому; наконец, величественный король, держа за руку дочь, прошелся по сцене, чтобы показать зрителям свою бархатную мантию; после чего занавес упал, и публика рассеялась по фойе и коридорам.
Граф вышел из своей ложи и через несколько секунд появился в ложе баронессы Данглар.
Баронесса не могла удержаться от возгласа радостного удивления.
– Ах, граф, как я рада вас видеть! – воскликнула она. – Мне так хотелось поскорее присоединить мою устную благодарность к той записке, которую я вам послала.
– Неужели вы еще помните об этой безделице, баронесса? Я уже совсем забыл о ней.
– Да, но нельзя забыть, что на следующий день вы спасли моего дорогого друга, госпожу де Вильфор, от опасности, которой она подвергалась из-за тех же самых лошадей.
– И за это я не заслуживаю вашей благодарности, сударыня; эту услугу имел счастье оказать госпоже де Вильфор мой нубиец Али.
– А моего сына от рук римских разбойников тоже спас Али? – спросил граф де Морсер.
– Нет, граф, – сказал Монте-Кристо, пожимая руку, которую ему протягивал генерал, – нет; на этот раз я принимаю благодарность, но ведь вы уже высказали мне ее, я ее выслушал, и, право, мне совестно, что вы еще вспоминаете об этом. Пожалуйста, окажите мне честь, баронесса, и представьте меня вашей дочери.
– Она уже знает вас, по крайней мере по имени, потому что вот уже несколько дней мы только о вас и говорим. Эжени, – продолжала баронесса, обращаясь к дочери, – это граф Монте-Кристо!
Граф поклонился; мадемуазель Данглар слегка кивнула головой.
– С вами в ложе сидит замечательная красавица, граф, – сказала она, – это ваша дочь?
– Нет, мадемуазель, – сказал Монте-Кристо, удивленный этой бесконечной наивностью или поразительным апломбом, – это несчастная албанка; я ее опекун.
– И ее зовут?
– Гайде, – отвечал Монте-Кристо.
– Албанка! – пробормотал граф де Морсер.
– Да, граф, – сказала ему г-жа Данглар, – и скажите, видали вы когда-нибудь при дворе Али-Тебелина, которому вы так славно служили, такой чудесный костюм, как у нее?
– Так вы служили в Янине, граф? – спросил Монте-Кристо.
– Я был генерал-инспектором войск паши, – отвечал Морсер, – и не скрою, тем незначительным состоянием, которым я владею, я обязан щедротам знаменитого албанского владыки.
– Да взгляните же на нее, – настаивала г-жа Данглар.
– Где она? – пробормотал Морсер.
– Вот! – сказал Монте-Кристо.
И, положив руку графу на плечо, он наклонился с ним через барьер ложи.
В эту минуту Гайде, искавшая глазами графа, заметила его бледное лицо рядом с лицом Морсера, которого он держал, обняв за плечо. Это зрелище произвело на молодую девушку такое же впечатление, как если бы она увидела голову Медузы; она наклонилась немного вперед, словно впиваясь в них взглядом, потом сразу же откинулась назад, испустив слабый крик, все же услышанный ближайшими соседями и Али, который немедленно открыл дверь.
– Посмотрите, – сказала Эжени, – что случилось с вашей питомицей, граф? Ей, кажется, дурно.
– В самом деле, – отвечал граф, – но вы не пугайтесь. Гайде очень нервна и поэтому очень чувствительна ко всяким запахам: антипатичный ей запах уже вызывает у нее обморок, но, – продолжал граф, вынимая из кармана флакон, – у меня есть средство от этого.
И, поклонившись баронессе и ее дочери, он еще раз пожал руку графу и Дебрэ и вышел из ложи г-жи Данглар.
Вернувшись в свою ложу, он нашел Гайде еще очень бледной; не успел он войти, как она схватила его за руку.
Монте-Кристо заметил, что руки молодой девушки влажны и холодны как лед.
– С кем это ты разговаривал, господин? – спросила она.
– Да с графом де Морсером, – отвечал Монте-Кристо, – он служил у твоего доблестного отца и говорит, что обязан ему своим состоянием.
– Негодяй! – воскликнула Гайде. – Это он продал его туркам, и его состояние – цена измены. Неужели ты этого не знал, мой дорогой господин?