– Я слушаю вас.
– Предположим, что приведенный факт имел место…
– Сын не может допустить предположения, которое затрагивает честь отца.
– В наше время многое допускается.
– Этим и плохо наше время.
– А вы намерены его исправить?
– Да, в том, что касается меня.
– Я не знал, что вы такой ригорист!
– Так уж я создан.
– И вы никогда не слушаетесь добрых советов?
– Нет, слушаюсь, если они исходят от друга.
– Меня вы считаете своим другом?
– Да.
– Тогда раньше, чем посылать секундантов к Бошану, наведите справки.
– У кого?
– Хотя бы у Гайде.
– Вмешивать в это женщину? Что она может сказать мне?
– Заверить вас, скажем, что ваш отец не повинен в поражении и смерти ее отца, и дать вам нужные разъяснения, если бы вдруг оказалось, что ваш отец имел несчастье…
– Я уже вам сказал, дорогой граф, что не могу допустить подобного предположения.
– Значит, вы отказываетесь прибегнуть к этому способу?
– Отказываюсь.
– Решительно?
– Решительно!
– В таком случае последний вам совет.
– Хорошо, но только последний.
– Или вы его не желаете?
– Напротив, я прошу.
– Не посылайте к Бошану секундантов.
– Почему?
– Пойдите к нему сами.
– Это против всех правил.
– Ваше дело не такое, как все.
– А почему вы считаете, что мне следует отправиться к нему лично?
– Потому что в этом случае все останется между вами и Бошаном.
– Я вас не понимаю.
– Это очень ясно: если Бошан будет склонен взять свои слова обратно, вы дадите ему возможность сделать это по доброй воле и в результате все-таки добьетесь опровержения. Если же он откажется, вы всегда успеете посвятить в вашу тайну двух посторонних.
– Не посторонних, а друзей.
– Сегодняшние друзья – завтрашние враги.
– Бросьте!
– А Бошан?
– Итак…
– Итак, будьте осторожны.
– Значит, вы считаете, что я должен сам пойти к Бошану?
– Да.
– Один?
– Один. Если хочешь, чтобы человек поступился своим самолюбием, надо оградить это самолюбие от излишних уколов.
– Пожалуй, вы правы.
– Я очень рад.
– Я поеду один.
– Поезжайте; но еще лучше – не ездите вовсе.
– Это невозможно.
– Как знаете, все же это лучше того, что вы хотели сделать.
– Но если, несмотря на всю осторожность, на все принятые мною меры, дуэль все-таки состоится, вы будете моим секундантом?
– Дорогой виконт, – серьезно сказал Монте-Кристо, – однажды вы имели случай убедиться в моей готовности оказать вам услугу, но сейчас вы просите невозможного.
– Почему?
– Быть может, когда-нибудь узнаете.
– А до тех пор?
– Я прошу вашего разрешения сохранить это в тайне.
– Хорошо. Я попрошу Франца и Шато-Рено.
– Отлично, попросите Франца и Шато-Рено.
– Но если я буду драться, вы не откажетесь дать мне урок фехтования или стрельбы из пистолета?
– Нет, и это невозможно.
– Какой вы странный человек! Значит, вы не желаете ни во что вмешиваться?
– Ни во что.
– В таком случае не будем об этом говорить. До свидания, граф.
Альбер взял шляпу и вышел.
У ворот его дожидался кабриолет; стараясь сдержать свой гнев, Альбер поехал к Бошану; Бошан был в редакции.
Альбер поехал в редакцию.
Бошан сидел в темном, пыльном кабинете, какими всегда были и будут редакционные помещения.
Ему доложили о приходе Альбера де Морсера. Он заставил повторить это имя два раза; затем, все еще не веря, крикнул:
– Войдите!
Альбер вошел.
Бошан ахнул от удивления, увидев своего друга.
Альбер шагал через кипы бумаги, неловко пробираясь между газетами всех размеров, которые усеивали крашеный пол кабинета.
– Сюда, сюда, дорогой, – сказал Бошан, протягивая руку Альберу, – каким ветром вас занесло? Вы заблудились, как Мальчик-с-пальчик, или просто хотите со мной позавтракать? Поищите себе стул; вон там стоит один, рядом с геранью, она одна напоминает мне о том, что лист может быть не только газетным.
– Как раз из-за вашей газеты я и приехал, – сказал Альбер.
– Вы? А в чем дело?
– Я требую опровержения.
– Опровержения? По какому поводу? Да садитесь же!
– Благодарю вас, – сдержанно ответил Альбер с легким поклоном.
– Объясните.
– Я хочу, чтобы вы опровергли одно сообщение, которое затрагивает честь члена моей семьи.
– Да что вы! – сказал Бошан, донельзя изумленный. – Какое сообщение? Этого не может быть.
– Сообщение, которое вы получили из Янины.
– Из Янины?
– Да. Разве вы не понимаете, о чем я говорю?
– Честное слово… Батист, дайте вчерашнюю газету! – крикнул Бошан.
– Не надо, у меня есть.
Бошан прочел:
– «Нам пишут из Янины» – и т. д., и т. д.
– Теперь вы понимаете, что дело серьезное, – сказал Морсер, когда Бошан дочитал заметку.
– А этот офицер ваш родственник? – спросил журналист.
– Да, – ответил, краснея, Альбер.
– Что же вы хотите, чтобы я для вас сделал? – кротко сказал Бошан.
– Я бы хотел, Бошан, чтобы вы поместили опровержение.
Бошан посмотрел на Альбера внимательно и дружелюбно.
– Давайте поговорим, – сказал он, – ведь опровержение это очень серьезная вещь. Садитесь, я еще раз прочту заметку.
Альбер сел, и Бошан с большим вниманием, чем в первый раз, прочел строчки, вызвавшие гнев его друга.
– Вы сами видите, – сказал твердо, даже резко Альбер, – в вашей газете оскорбили члена моей семьи, и я требую опровержения.
– Вы… требуете…
– Да, требую.
– Разрешите мне сказать вам, дорогой виконт, что вы плохой дипломат.