Грязная ругань полезла из горла, как каша из кастрюли! Он треснул со злости казенником по раме, помахал кулаками после драки, но заставил себя успокоиться. Ладно, не сказать, что все совсем уж плохо. Повернулся, уставился с насмешкой на «паровозик», выбирающийся из ямы. Выражался доступным образом Крамер – он, похоже, отвлекался в этой свистопляске от своей семейной драмы. Дергал ногой, выволакивая ее из-под несговорчивого шкафа. Никита вытащил из смертельной ловушки почерневшего Платона – тот что-то шамкал перекошенным ртом и, кажется, уверовал во Всевышнего. Оба рухнули без сил, уставились ясными глазами на раздраженного Дымова.
– Супер, – похвалил Глеб. – Спецназ на высоте.
– Ага, – согласился Никита. – Платон – «The Best». Да ладно, подумаешь, перестарался человек.
– Накосячил я малость, командир, чё… – прокряхтел Платон, привставая на колени и с ужасом заглядывая в яму. – О, мать честная…
– Ты не накосячил, ты напакостил, – процедил Глеб.
– Ну, так расстреляй меня! – вскинулся Платон. – Вот так всегда, хочешь как лучше, а получаешь по заднице! А знаешь, как не кайфово там висеть – над этими железяками, да еще и врастопырку, вверх тормашками…
– Не висел ты вверх тормашками, – покосился на него Никита, – нормально ты висел – башкой вверх.
– Вот в башке у него и тормашки, – под гомерический хохот товарищей заключил Глеб. – Ладно, разгильдяи, будем считать, что половину дела мы сделали. Двоих, как ни крути, убрали, потерь нет… почти, – он с сарказмом уставился на Платона, продолжающего с благоговением заглядывать в бездну и что-то потрясенно шептать. – Гнаться за этими хлопцами мы не будем – так недолго и в настоящую засаду угодить. За мной, неудачники, передохнем малость…
Они ввалились в «спецприемник» (как метко окрестил машинное отделение Никита) – злые, раздосадованные, как будто у них из-под носа ушло само Мировое Зло.
– Почему не открываем? – рычал Глеб. – Особого приглашения ждем?
– Не орите, – поморщилась Даша, кутаясь в штормовку и отступая в глубь коридора. – Что мы, по-вашему, делаем? Мы ведь должны убедиться, что это вы…
– А наших голосов вам мало? – Глеб настороженно шарил взглядом по пространству – на первый взгляд в машинном отделении ничего эпохального не произошло.
– А что нам ваши голоса? – пришел на выручку коллеге Котов. Он сидел под щитком управления, нахохленный, недобрый, – в помещении становилось прохладнее, невзирая на работающий генератор. – Голоса можно подделать, сымитировать, скопировать…
«А можно и по морде», – подумал Глеб, сбрасывая автомат и амуницию. Устали зверски, гоняясь в этой дыре за призраками. Спецназовцы освобождались от обузы, растягивались на полу, блаженно щурились, постанывали.
Даша взволнованно шевелила губами – видно, пересчитывала количество прибывших и сопоставляла их с количеством убывших.
– Мы слышали, что наверху стреляли…
– И что? – мрачно покосился на нее Глеб. – Мы тоже слышали. Пока все живы, не надейтесь.
– Я и не надеюсь…
– А если вы пытаетесь окольными путями выяснить, жив ли ваш разлюбезный Ландсберг, то вынужден с огорчением сообщить – жив. Сбежал. Он и Райдер – его подручный и ближайший клеврет. Больше нет живых.
Даша облегченно вздохнула, как-то расслабилась.
– Ольга еще живая, – напомнил Крамер.
– Точно, – кивнул Глеб.
– Какая Ольга? – насторожился Котов.
– Неважно, – ответили хором в три голоса. Только Крамер молчал – он снова был тих и невесел.
– Какая содержательная у нас беседа, – оценил Никита. – Чем вы тут занимались без нас, уважаемые?
– Мерзли, – проворчал Котов.
– А вы от пола отжимайтесь, – посоветовал Никита, – хорошо помогает. Только не очень мощно, а то нос потом будет болеть.
– Ладно, – крякнул Глеб, – будем считать, что отдохнули.
– Издеваешься? – вспылил Никита. – Да мы только начали. Дай отдышаться, садист.
– Вот поймаем упырей, тогда и отдышимся. – И он смерил Никиту таким взглядом, что у того мигом отбило желание качать права и чего-то просить.
И в этот момент в задней части машинного отделения, где дверь, выходящую в кормовые отсеки, надежно подперли трубами, раздался требовательный стук!
– Войдите… – успел сказать Никита, прежде чем прикусил язык и по-настоящему испугался. Спецназовцы, приходящие в движение, застыли как по команде. Безжалостный стоп-кадр – посеревшие недоуменные физиономии, отвалившиеся от изумления челюсти. «Вот и упыри пришли», – почему-то подумал Глеб.
– О господи, кто это? – прошептала, хватаясь за сердце, Даша.
– А вы догадайтесь, – выдохнул Глеб. – На корабле, помимо здесь присутствующих, двое…
– Еще Ольга, – напомнил Крамер.
– Точно, – кивнул Глеб. – Но Ольга не придет, она занята.
– Какая Ольга? – тупо брякнул Котов, обрастающий повышенной пятнистостью.
– Да что вы привязались – какая, какая? У вас жена, между прочим, она так вкусно готовит бутерброды с форелью…
– А может, еще кто-то подъехал? – выдал диковатую версию Платон и, когда все трое уставились на него как на полного идиота, смущенно пробормотал: – А чё, сказать нельзя…
Повторился стук, и тут до людей, застывших в оцепенении, стало доходить, что это не слуховая галлюцинация, сразившая всю честную компанию. Спецназовцы вскочили, сжимая автоматы. Глеб среагировал первым, подбежал на цыпочках к двери, утопленной в глубокий «альков» и оплетенной, словно змеями, разнокалиберными трубами. Платон уже дышал в затылок, что-то бормотал про сверхъестественные явления, про чертей, которые, к сожалению, не за нас. «Ничего, обойдемся и без потусторонней помощи», – подумал Глеб. Он схватился за трубу, чтобы сбросить ее на пол, разблокировать дверь и лихим спецназовским броском… Но как-то засомневался. В добропорядочность намерений оппонентов верилось с трудом. Если происходит именно так, а не иначе, значит, это кому-то нужно?
– Чего надо? – проворчал он, прикидывая на глазок возможную толщину двери. «Стечкин» не возьмет, автомату Калашникова тоже не по зубам…
– Это Ландсберг, – донесся, словно из загробного мира, глухой мужской голос. И возбудилась, завозилась Даша за спиной, из чего напрашивался вывод, что человек за дверью – именно тот, за кого себя выдает. – Меня зовут Ландсберг Александр Карлович, – повторил нежданный посетитель. – Мы понимаем, что сопротивление российским властям бессмысленно, и просим прощения, что против вас велись боевые действия. Мои люди растерялись, не сориентировались в обстановке, наломали дров… Вы должны нас понять, мы уже пятнадцать месяцев сходим с ума на этом корабле, нам повсюду мерещится дьявол…
«Сам ты дьявол», – подумал Глеб.
– Вон как запела птичка певчая… – проурчал за спиной Платон.