– Глеб Андреевич, это самое… – подал голос Вадик Морозов.
– Ну что? – он раздраженно вскинул голову.
– Я только спросить… – смутился молодой офицер и как-то выразительно кивнул на носовую часть судна. Ах, ну да, там же что-то «шевельнулось»…
Трое остались с гражданскими – всматривались в серые хляби, укрывшись в «складках местности». Глеб сместился к левому борту, нарисовав Вадиму знаками, чтобы «отзеркаливал». Не имел он желания насмехаться над человеком, которому что-то показалось. Вадик пусть и молодой, но не первый год в спецназе – наблюдательный, на зрение не жалуется, могло и впрямь что-то «шевельнуться». Пригнувшись, он перемещался вдоль борта, перебираясь через проржавевшие преграды – разбитые твистлоки – запирающие элементы крепления контейнеров, проеденные коррозией направляющие из стального профиля. Машинально перегнулся через борт – восемь метров до пенящейся воды, высоковато, «третий этаж», однако… На носовую палубу когда-то имелся проход, но сейчас его перекрыла рухнувшая загородка, из которой торчали рваные пучки арматуры. Он подался в обход, перелез через ворох бесхозного кабеля, поднялся по короткой скрипучей лестнице… и соленые брызги попали в нос, защипало глаза – волна, ударившая в левый борт, нашла свою жертву. Он перебирался через обломки, вздыбленные фрагменты настила, ориентируясь на остов радиомачты. Насколько можно было судить, посторонних на полубаке не наблюдалось… Но вот метнулась справа тень, раздался металлический грохот, что-то покатилось! Глеб присел – и тут же над хаосом металлических изделий воздвиглась моргающая голова Вадика Морозова. У парня, похоже, возникли проблемы с «отзеркаливанием».
– Ты чего? – не понял Глеб.
– Ничего, Глеб Андреевич, – огрызнулся лейтенант. – Сам в себя сзади врезался. Да живой я, все в порядке, упал немного…
– Запиши это в личные достижения, – усмехнулся Глеб. – Убедился, Фома неверующий, что здесь все чисто?
– Не считая вон того люка, – кивнул Вадим и перебежал поближе к рифленому стальному листу, снабженному приваренной рукояткой и двумя солидными скобами. И снова Глеб почувствовал сухость в горле. Возможно, на этом плавучем призраке и не было посторонних (хотя еще вопрос, кто здесь посторонний), но что-то с этой грудой металла было не в порядке. Они подкрадывались к плохо закрепленной, поскрипывающей крышке, как к вражескому доту, в котором засел пулеметчик. Вадим присел, повинуясь беззвучному приказу, осмотрелся, облизнул губы, взял на изготовку «Кедр». Глеб рванул крышку. Она оторвалась от палубы на несколько сантиметров и застопорилась. Он всунул в щель обломок радиомачты – кусок трубы сантиметра три толщиной, просунул внутрь, нажал. Крышка люка оторвалась с душераздирающим скрежетом – а вместе с ней разболтавшийся штыревой засов. Из люка на заглянувших в бездну спецназовцев смотрела убийственная темнота…
– В общем, понимай, как знаешь, Вадик, – осмыслив ситуацию, усмехнулся Глеб. – Либо всё тебе померещилось и этот люк всегда был закрыт изнутри, либо кто-то спустился и запер его за собой. Не знаю, как тебе, а лично мне первый вариант нравится больше.
– Гранатой попробуем? – Вадик потянулся к закрепленному на бедре подсумку.
– Сдурел? – испугался Глеб. – Да тут малейший дисбаланс, выведем эту штуку из равновесия – и потонем же на хрен…
Вадик извлек из подсумка не гранату, а фонарь в резиновой оплетке, опустился на колени и осветил уходящий в недра судна проем, из которого ощутимо тянуло кислым и невкусным. Проход, очевидно, не для общего пользования – ржавый растрескавшийся короб, приваренные ступени, перила – попробуй догадайся, что там за изгибом…
Они вернулись на грузовую палубу, немного озадаченные и пожимающие плечами. Люк на всякий случай завалили хламом, а сверху упрочили обломком штанги радиомачты. Их встречали хмурые взгляды сослуживцев, занявших на палубе круговую оборону. Исподлобья таращился молчаливый Котов. Облизывала губы и моргала Даша – шапочка сбилась на затылок, показалась челочка, слипшаяся от пота. Возникла иррациональная мысль, что, похоже, никому из присутствующих, включая гражданских, не хочется спускаться в трюм. Снова возникало сопротивление неизученной природы, ныла голова, интуиция пыталась пробиться до мозга через толщину лобной кости…
– Ты можешь еще, конечно, помолчать, Глеб, – проворчал надувшийся Никита, – но мент уже не родится, так и знай.
– У командира мысли, – рассудительно изрек Платон. – И он их думает, итить его…
– Ага, – согласился Никита. – Время от времени мы все пытаемся думать.
– Подъем, золотая рота, – ворчливо бросил Глеб. – Любите вы, парни, отдыхать – до того, как устанете. И языками чешете, когда не надо. Крамер – остаешься со штатскими. Остальным – оставить все лишнее, и за мной.
Зачистка шкафута и надстройки отняла довольно долгое время. Даже здесь – на открытом пространстве – хватало потайных закутков. Открытые участки чередовались наслоениями железа и фрагментами погрузочно-подъемных устройств, которые концентрировались в основном на корме и носу. Разбитый вдребезги поворотный кран – валялись оторвавшиеся друг от друга секции. По одному перебегали к надстройке, просачивались внутрь. Надстройка представляла собой возвышение в три яруса, растянутое в ширину от борта до борта (минус незначительное пространство для прохода), и в глубину порядка пяти метров. Внутри царило запустение – как и следовало ожидать. Два прохода в трюм – они открывались, но с трюмом пока решили подождать. Короткие коридоры, лестницы с перилами, помеченные пятнами ржавчины. Несколько бытовых помещений – что-то вроде кают-компании, где все изрядно пропылилось и куда уж точно давненько не ступала нога человека. Заплесневевший экран телевизора, полужесткие диваны, пустой бар, осколки на полу, голые кровати в соседнем помещении (и в голове немедленная зарубка: почему, собственно, голые? Где белье, покрывала?). В каюте капитана сохранилась обстановка – лакированные панели еще не отвалились, постель была аккуратно заправлена, но посреди покрывала красовалось огромное ржавое пятно, под кроватью валялись обломки потолочного покрытия, а над головой зияла дыра, из которой торчали порванные по сварке элементы перекрытий и обрывки кабелей. Выше на посту управления сохранился относительный порядок. Вытянутое помещение по всей длине надстройки, шкафы с автоматикой, провода и кабели, заросшие плесенью, опутывали стены. Две лестницы на капитанский мостик – поднимались синхронно, попарно, прощупывая и осматривая каждый метр пространства. Кокпит представлял собой жалкое зрелище, и сразу стало понятно: даже запустив дизельный двигатель, обрести власть над грудой железа под названием «Альба Майер» уже нереально. Такое впечатление, словно в центр капитанского мостика вонзился артиллерийский снаряд. Свернутый штурвал, раскуроченные панели управления, опрокинутые тумбы с аппаратурой. Спецназовцы бесшумно обтекали препятствия, стараясь ничего не трогать. Вадим присел на корточки, уставился на засохшее бурое пятно на полу, на разводы того же цвета на соседней тумбе. Прикоснулся пальцем к пятну, зачем-то потер его, понюхал.
– Кровь, – компетентно заметил Платон, проскальзывая мимо.