Вот уже который час ворочался командир «Муромца», пытаясь хоть немного вздремнуть на жестком небольшом диванчике, размышляя, какие самостоятельные действия он может предпринять в поисковой работе, в обход, но не нарушая приказа вице-адмирала.
Кое-что он предпринял сразу после разговора со Столетовым. Во-первых, почти сразу связался со своим другом-однокашником Лаптевым, который просиживал штаны в штабе Северного флота, занимая, впрочем, отнюдь не канцелярский пост. И сейчас он в качестве наблюдателя и представителя штаба находился на флагманском корабле небольшой эскадры, которая относительно недалеко от БРС «Муромец» в это время проводила плановые учения и стрельбы. И как только над морем начали сгущаться сумерки, – а что такое находиться ночью посреди ледяного поля, в хлипкой резиновой лодчонке, Виктор Леонидович очень хорошо знал, – и, не получив никакого сообщения о спасательных работах, Олешкевич позвонил своему другу. Вкратце, опуская то, что не положено знать даже флотским штабистам, обрисовав сложившуюся ситуацию, Виктор Леонидович осведомился, поступало ли какое-либо указание, чтобы снять горе-мореходов со шлюпки. А то мало ли что. Может, его просто не поставили в известность. Да и связь тут некоторое время была неустойчивая. Нет? Никто никаких распоряжений не давал и никакие вертолеты никуда не вылетали? Странно… Ну, ладно, однокашник, и на том спасибо.
«Что же это за люди такие, а? – думал Виктор Леонидович, мрачно поскрипывая пружинами дивана. Помощи Даргелю больше ждать было неоткуда. Это командир знал почти наверняка. – И откуда они берутся, такие Столетовы? Не сразу же он адмиралом родился, служил же когда-то лейтенантом, верил в идеалы, и на людей тогда ему наверняка не было наплевать. Когда же он из человека в скотину переродился? Бросить в море моряка – одно дело. Он Родине присягал и готов выполнить свой долг до конца и погибнуть, даже из-за засранца с большими звездами. Но гражданские-то при чем? Сам же их пригласил, сам небось клянчил помощи, сам обещал, если не золотые горы, то уж серебряные – точно, и сам же их угробил…»
– Товарищ командир, вы спите? – В дверь каюты осторожно постучали.
– Нет, – Виктор Леонидович сел на диване и потянулся к свитеру, который уже два года заменял ему тужурку. – Входите.
– Меня старший помощник послал. – В каюту просунулась голова старшины второй статьи с повязкой вахтенного на рукаве.
– Что-то случилось? – командир встал и сделал свет поярче.
– Так точно, товарищ капитан второго ранга. Пропал сигнал с радиобуя.
– Старпом у себя? – Командир снова сел на диван и стал обуваться. Сбывались худшие опасения. И самые лучшие из них – радиобуй раздавило льдами. Если кому-то удастся найти терпящих бедствие их ночью на многокилометровом ледяном поле – значит, произойдет чудо.
– Никак нет, – откликнулся вахтенный, – в каюте штурмана.
– Передай им, что я сейчас подойду.
– Есть! – откликнулся старшина. – Разрешите идти?
Командир молча кивнул, и голова исчезла, аккуратно притворив за собой дверь. Через минуту, наскоро напялив на тельняшку колючий рыбацкий свитер, Виктор Леонидович вошел в каюту штурмана. В помещении, к вящему удивлению Олешкевича, никого не оказалось.
– Товарищ командир, – окликнул его знакомый голос вахтенного старшины, – они в радиорубке. «Макаров» на связи.
«Живы!» Расспрашивать старшину, где, что и как, было бесполезно, и командир, невзирая на звание, положение и возраст, словно зеленый лейтенант бросился в радиорубку. «Хоть эти живы!»
– Где они? – выпалил Олешкевич, влетев к связистам. Старпом и штурман в это время озабоченно разглядывали карту, прикидывая по координатам местоположение субмарины.
– В сорока пяти милях от нас, – первым поднял голову штурман, – прямо в ледяном поле, недалеко от того места, где был отстрелен радиобуй.
– Елки зеленые, – обозлился командир, – чего их опять в пекло понесло? Я же передал ему приказ Столетова погрузиться и уходить от айсбергов в нашу сторону.
– Он за своим старшим помощником вернулся, – штурман попытался смягчить командирское негодование, – и за вверенными ему учеными…
В носу у Виктора Леонидовича защипало, как после счастливой развязки хорошей мелодрамы. Он нарочито кашлянул, отгоняя сантименты, но ничего не сказал, хотя такие поступки уважал и приветствовал всей душой. О таких поступках не надо кричать на всех углах. И так всем все ясно. Народ у нас далеко не глупый.
– Что еще? – поинтересовался командир содержанием радиопереговоров.
– Субмарина при погружении попала в ледяную ловушку, – по старшинству слово взял старший помощник. – Повреждения есть, но незначительные. Радиобуя не обнаружил. Световой поиск никаких результатов не дал. Ни старшего помощника, ни академика, ни его ассистентку пока не обнаружил. Просит дать наш пеленг радиобуя. Считает, что, возможно, ошибся в расчетах и всплыл в стороне.
– Радируйте, – ответил командир, выслушав доклад, – что сигнал с радиобуя утерян… Сколько? – Он глянул на штурмана.
– Тридцать пять минут назад, – откликнулся тот.
– Тридцать пять минут назад, – кивнул командир. – И повторите приказ Столетова срочно погружаться и уходить из опасной зоны. Еще их потерять не хватало… – тихо добавил он и мрачно качнул головой, вспомнив о Даргеле.
– Есть передать, – послушно отозвался старший помощник, – только, Виктор Леонидович, «Макаров» не уйдет.
– Я знаю, – согласился он, и в голосе капитана второго ранга пробилась гордость за то, что такие офицеры на флоте еще есть, – во всяком случае, пока не убедится, что искать больше некого. – Он шумно выдохнул и мрачно произнес: – Ладно, надо доложить обстановку-то… – слово «товарищ» колко царапнуло и застряло в горле, – …начальству. Дайте мне связь со Столетовым.
– А, может, попозже свяжетесь, товарищ командир? – высказал свои сомнения штурман. – Поздно ведь уже, вице-адмирал за живучесть своего корабля, как Морской Волк, не боро-о-о-олся, – уговаривал он командира. – Воду не выкачивал. Рабочий день у него давно закончился. Отдыхает товарищ вице-адмирал дома, с женой и детьми, чего его зря беспокоить? Утром бы и доложили, а, Виктор Леонидович?
– Верно, – поддержал штурмана старший помощник. – А то еще спросонок не поймет чего, да ка-а-ак выдаст какое приказаньице! Что потом будем делать?
– Вы меня не агитируйте, – улыбнулся в ответ Олешкевич, – знаю, к чему клоните. И мысли ваши разделяю. Но есть одна закавыка, – голос Виктора Леонидовича посерьезнел. – У нас не бывает учебных тревог, стрельб, учебных заданий и учебных же приказов. А в боевой обстановке, дорогие мои, – он ласково глянул на помощников, – приказы не обсуждаются. Не мне вас учить. Даже если Столетов и… – командир замялся, обкатывая во рту квадратики крепких морских слов, пытаясь выкристаллизовать из них кругляши вроде «непорядочный», «лишенный понятия „честь“», «безнравственный», но слова как-то не ложились на язык, – даже если он… последний… ублюдок, – Виктор Леонидович нашел, наконец, самое мягкое слово, – не поставить его в известность о происшедшем мы не имеем права. Хотя бы потому, что не хотим стать такими же, как он.