Однако когда пошел второй час, Селезнев начал уставать, а его подозрения вновь усилились. Конечно, он не был профессионалом, но даже ему стало ясно — батискаф делает одни и те же операции уже чуть ли не третий раз подряд. За это время можно было уже десять раз определить бортовой номер субмарины и все остальное, что можно, о ней выяснить. Однако японцы, которые постоянно переговаривались между собой на своем языке, не унимались.
У Селезнева появилась полная уверенность, что вся эта безобидная суета вокруг подлодки устроена исключительно ради него. Чтобы усыпить его бдительность и дождаться, пока ему надоест и он покинет борт корабля. А вот тогда начнется настоящая работа.
«Что же им на самом деле нужно от этой подлодки? — в который раз мысленно спросил себя Селезнев. — Может, там какие-нибудь ценности, о которых они у себя дома из архивов узнали?»
Сам не зная об этом, Селезнев почти угадал. Бомбы с ядом рыбы фугу можно было назвать ценностями. А узнали о них японцы именно из архивов.
Еще через четверть часа терпение Селезнева окончательно иссякло.
— Господин Яманиси! — резко сказал он японцу, тоже остававшемуся в каюте все это время. — Скажите, долго вы еще собираетесь исследовать это затонувшее судно?
— Я же вам говорил, господин Селезнев, нам необходимо установить бортовой номер… — начал старую песню японец.
— Чтобы номер установить, у вас было уже достаточно времени! Ясно ведь, что на самой субмарине его быть не может!
— Да, это так, — кивнул японец. — Именно поэтому нам, видимо, придется вскрыть субмарину.
— Зачем?! — с деланным удивлением спросил Селезнев.
На самом деле Селезнев уже совершенно не удивлялся. Эти слова японца только подтверждали его гипотезу — на субмарине есть нечто ценное, что японцы собираются поднять. Не иначе как раз об этом его Полундра хотел предупредить. Но он сам не лыком шит — и так догадался. Так что шиш вам, самураи!
Лодка лежит в российских территориальных водах, а значит, и все, что на ней есть, принадлежит России.
Хотя бы как военный трофей. И неважно, что он лежал бесхозным шестьдесят лет. По законам он все равно российский.
— Может быть, там остались какие-то документы, — ответил Яманиси.
Это звучало уже совершенно неубедительно.
— Какие могут остаться документы, если лодка лежала на дне шестьдесят лет?!
— Всякое может быть…
— Господин Яманиси, насколько я понимаю, вы не археологи. А такого рода исследования относятся, на мой взгляд, уже скорее к археологии, — заявил Селезнев. — И у вас нет разрешения от российских властей на вскрытие этой подводной лодки. Поэтому я, как представитель своей страны, официально вам это запрещаю.
— Но я же говорил вам, мой долг перед соотечественниками…
— Вы вернетесь к себе в Японию и исполните свой долг, сообщив о том, что обнаружили эту субмарину.
А потом ваши историки — заметьте, господин Яманиси, именно историки, а не биологи — свяжутся с нашими властями и получат разрешение. Тогда вам никто не будет препятствовать.
— Но это займет много времени. Родственники погибших…
— Не так уж много времени это займет. От силы — год. Родственники погибших ждали шестьдесят лет, еще один год ничего не изменит, — Селезнев был непреклонен. — Я не возражаю против визуального осмотра корабля, но проникать внутрь разрешить вам не могу.
— Зря вы так, — растерянным и огорченным голосом сказал Яманиси. Однако даже неопытному во всем, что касалось азиатов, Селезневу показалось, что интонация звучит неискренне. «Впрочем, какая разница? — подумал Селезнев. — Главное, чтобы подчинился».
— Отдайте приказ прекратить подводные работы, — потребовал Селезнев.
— Хорошо, — Яманиси кивнул и сказал несколько фраз по-японски, обращаясь к своим подчиненным.
Те стали нажимать какие-то кнопки, и монитор погас.
Селезнев довольно кивнул и немного расслабился. Разумеется, японцы не станут вступать в конфликт с российскими военными.
— Вот и отлично, — сказал он. — Мы же вам сейчас не препятствуем стеллерову корову искать. Потому что у вас все разрешения есть. А в следующем году никто не помешает вашим историкам вскрыть подлодку.
— Вы не понимаете, господин Селезнев, — сказал Яманиси. — Для нас честь павших воинов — это свято.
Иногда год — очень много.
«Рассказывай! — мысленно хмыкнул Селезнев. — Конечно, много. Когда сюда ваши через год явятся, мы все, что там есть ценного, уже поднимем. России это не помешает, а японцы обойдутся, они нас побогаче. Честь павших воинов тут ни при чем, зря ты мне лапшу на уши вешаешь».
— Тем не менее я не могу изменить своего решения, — вслух сказал он.
Ответить Яманиси не успел. В этот момент в каюту вошел японский радист и что-то сказал своему начальнику.
— Меня вызывают по рации, — сказал Яманиси. — Сейчас я вернусь.
Возвращаясь в каюту после неприятного разговора с американцем, Яманиси умышленно шел очень медленно. Ему нужно было время, чтобы принять правильное решение. Ошибиться он не имел права.
В нескольких шагах от каюты, где находился Селезнев, Яманиси остановился. Итак, что же ему делать?
Этому Дональдсону нельзя знать о подводной лодке.
Он наверняка и так много о чем знает, а если сейчас поймет, что корабль как раз над лодкой стоит и подводные работы ведутся, это будет полным крахом. Он обо всем догадается — дураков в ЦРУ не держат. Конечно, подводные работы можно временно прекратить — да они уже и прекращены из-за русского. Про подводную лодку тоже можно промолчать — вряд ли на вертолете есть гидролокатор. Да и маловероятно, чтобы Дональдсон разбирался в морских работах. Но есть другая проблема. И она в том, что на борту русские. Про подводную лодку американец может узнать от них. Значит, проблему русских пора наконец решить.
Яманиси одобрил собственные мысли. Да, пора.
Даже если бы не было американца, все равно нужно было принимать экстренные меры. Вести подводные работы русский не даст. Он будет мотаться за кораблем, пока они не вернутся на Медный, а там растреплет все начальству. Да он, кстати сказать, и до возвращения может все сообщить на берег — по рации.
«Русский не должен попасть на свой катер, — подумал Яманиси. — Он должен исчезнуть. Тогда и американец ничего от него не узнает».
Приняв решение, Яманиси почувствовал прилив сил. Теперь нужно было решить только несколько технических вопросов и действовать. "Русских лучше брать живыми, — подумал он. — Если стрельба в каюте начнется, то можно приборы повредить. Да и следы от пуль могут на стенах или еще где-то остаться.
Как потом это американцу объяснять, если заметит?