– Почему?
– Потому что «ерш» получается. Гарантированно сваливает с катушек. Так что раз уж начал с нами крепкий напиток употреблять, то пиво оставь в покое. Оно, – немного насмешливо улыбнулся Полун-дра, – нам завтра оч-чень пригодится.
– Завтра? – растерянно переспросил инженер, которому вдруг ужасно захотелось пива. – А зачем?
– Вот завтра и увидишь, зачем… – Сергей повернулся к задумавшемуся о чем-то Никифорову. – Миша, посмотри, как там шашлычки наши, не доспели еще? О, как раз самое то. Давай под мясцо по третьей, а потом на тормозах, не форсируя. Мне завтра нырять, а ты же знаешь, с бодуна это дело тяжелое. Да и… – он незаметно, чтобы не обидеть, показал глазами на раскрасневшегося Котельникова.
Приспела пора открывать «Ангарскую особую». Под свежие ароматные куски баранины пошла она как-то очень хорошо. Меж тем солнце уже почти полностью опустилось за горизонт. Но высокое небо с первыми, робко загорающимися звездами было еще напоено светом, сумерки стояли такие прозрачные, что гладь Байкала по-прежнему просматривалась на много километров. Озерная вода, вобравшая в себя заходящее солнце, отсверкивала на гребнях волн ало-багровыми, как угли их костра, сполохами.
– Ты о чем так задумался, Михаил? – спросил Полундра Никифорова, вновь пристально, даже завороженно уставившегося в байкальские дали.
– Да знаешь, Серега, воспоминания разные нахлынули. Я же здесь родился, вырос здесь. – Он чуть грустно улыбнулся, повел рукой в сторону еще одной прибрежной рощицы, вправо от их сопочки. – Вон, видишь лесок? В нем я впервые водку попробовал, совсем зеленым пацаном. А там, чуть дальше по берегу, отсюда не видать, – с женщиной в первый раз в жизни как мужик дело имел. Хотя какой там мужик! Мне только пятнадцать исполнилось. А ей за тридцатник было. Но все помню, как вчера будто! Вот только имя ее забыл. Но красивая была, о-о! Бурятка.
– А «Н-нерпочка», – вдруг раздался голос Тима, – вовсе даже не подводная лодка! Им-менно что са-мо-лет! Только… Наоборот, понимаете, а, парни?! Вот в чем тут вся хитрость. Самолет – наоборот! Правда, нехилый каламбурчик? Ха-ха-ха!
Эта неожиданная реплика несколько сбила сентиментально-ностальгический настрой морского пехотинца. Он слегка приблизил лицо к Полундре и сказал полушепотом:
– Слышь, Полундра, а до пива наш великий ученый, похоже, все-таки добрался. Как же это мы недоглядели…
– Самолет, он тяжелее воздуха, а летает! – с пьяной настойчивостью продолжал Котельников. – Поч-чему? А за счет подъемной силы крыльев! Наша малышка легче воды, но чтобы погрузиться, ей балласт не нужен. Она, голубушка, удерживается на глубине не за счет балласта или воды в цистернах, а за счет крыла, зеркально симметричного авиационному, вы вот что поймите! У нее не подъемная сила получается, а… – никак не придумывался у инженера нужный термин, – вот! Опускальная у нее сила! Или… опускательная?
Никифоров махнул рукой на слышащего уже только себя, вроде токующего глухаря, Тимофея и продолжал вполголоса делиться с Полундрой воспоминаниями детства – отрочества – юности:
– Вот видишь берег прямо под нами, где мы сейчас сидим? Здесь отец меня плавать учил. Я помню, хоть совсем мальком был, даже в школу не пошел еще! И сразу на глубине. Чтоб не трусил. До чего вода холодная была, бр-рр!
Котельникова же начало растаскивать по полной программе. Тим впал в то хорошо известное всякому крепко выпившему русскому человеку состояние души, когда вся окружающая действительность эту нетрезвую душу уязвляет своей вопиющей несправедливостью. Когда все вокруг – злые обидчики, особенно непосредственное начальство, жена и правительство родного государства. Женой Тимофей по молодости лет вкупе со скромностью характера не обзавелся, непосредственное заводское начальство искренне уважал, зато уж правительству досталось по первое число:
– Изобр-ретаем, честь российской военной мысли поддерживаем, а денег на заводе не платят, – раскачиваясь, как старый еврей на молитве, и почему-то речитативом вещал захмелевший инженер. – Сво-ло-чи там в министерстве сидят, саботажники гнусные! Повыше – тоже сволочи. Только еще сволочнее. Это разве правительство народное, я в-вас спрашиваю?! Сами жрут в три горла, а мне командировочные такие дали, что перед др-рузьями стыдно. – Он горько всхлипнул. – У последнего нашего лаборанта в заднице мозгов больше, чем у всего Кабинета министров в головах! Пусть-ка они попробуют «Нерпочку» придумать! А ввот…
После чего изобиженный интеллигент загнул такой блестящий пассаж на русском народном, что Михаил с Сергеем посмотрели на него с явным уважением. Тем более что оба спецназовца изложенную слегка заплетающимся языком точку зрения по сути очень даже разделяли.
Налив Тиму, которому было уже все равно, буквально две капли на донышко, выпили еще по одной. За родные края Миши Никифорова, за его, а также всех присутствующих, золотое детство.
Предоставив Котельникову и дальше безответно осыпать властные структуры России потоками отборной брани, Полундра с Никифоровым продолжали тихо, вполголоса разговаривать друг с другом.
– Вон островок виднеется, на северо-западе, – Михаил указал рукой направление, – скалистый такой. Знаешь, Полундра, сколько вокруг него рыбы водилось? Прорва! Мы там с отцом всю дорогу рыбачили. Да не только мы, там промысловый лов вели. Дальше по берегу, от островка наискось, стоял рыбоконсервный заводик. Небольшой совсем, но зато продукцию выпускал… Уникальную! Небось только в Кремле те консервы хавали. Потом порушили заводик, вроде как нерентабельным стал. А я так думаю, что просто разворовали все, что можно. Надо будет нам порыбачить тут с тобой. Рыба-то, похоже, осталась: во-он около островка лайба рыболовецкая колтыхается.
Павлов лениво повел взглядом в сторону исторического островка, но тут что-то вдруг заинтересовало его, привлекло внимание. На палубе суденышка, явно рыболовецкого, он заметил нечто очень знакомое.
– Постой-ка…
Сергей пружинисто поднялся на ноги, подошел к машине. Из бардачка он достал свой талисман, с которым старался не расставаться: мощный морской бинокль. Вернувшись к догорающему костру, Полундра приложил к глазам окуляры, подкрутил колесико резкости.
Да! Он не ошибся, на палубе лайбы готовили к спуску водолаза. Как раз заканчивали зашплинтовывать шлем среднего водолазного скафандра, крепили в штуцерах шланги. Бинокль позволял видеть всю эту прекрасно знакомую подводнику экстра-класса Павлову процедуру в деталях. Сколько раз он так же помогал облачаться в водолазный скафандр своим парням! Сколько раз помогали ему…
Полундра удивленно хмыкнул, передал бинокль Михаилу:
– Посмотри, чем там на лайбе народец занимается. Это что, новый способ рыболовства? Народец, кстати, непонятный – не русские, но и на бурят не похожи.
– Действительно странно, – протянул Никифоров, который, будучи морским пехотинцем, также прекрасно разбирался в технике водолазных работ. – Суденышко стопроцентно рыболовное, но чтоб водолазы рыбу в сети загоняли… Я про такое не слышал! Может, ищут что на дне? Булькнула за борт хреновина какая ценная, вот они, значит…