– Помнишь? – прошипел чекист, повторяя вопрос.
– Да, – едва слышно прохрипел Мустафа, морщась от боли, задыхаясь и хватая ртом воздух.
Вежновец понимал, что первым шагом необходимо разговорить допрашиваемого, вызвать его на беседу. Главное, чтобы он ответил на вопрос, причем на любой, даже самый невинный. Тогда легче будет отвечать и на остальные. Когда главарь пожаловался на боль, чекист понял, что с этим больших проблем не возникнет. После второго вопроса стало ясно, что этот раунд он выиграл.
– Где контейнер?
– Какой? – чуть слышно прохрипел Мустафа.
– Кейс где?
– Не понимаю, о чем…
Вежновец не настаивал. Пленник мог не иметь представления о том, что кейс вообще находился на борту.
– Когда у тебя связь с базой? – Вежновец размахнулся и тыльной стороной ладони ударил по уху.
Из-под наспех наложенной повязки просочилась темная струйка крови и потекла по щеке на подбородок, капая на темный камуфляж. Бандит никак не реагировал на вопрос.
– Когда у тебя связь с базой? – повторил чекист.
Ничего не добившись, он спрятал нож. Мустафа смотрел на него остекленевшим взглядом и тяжело, с хрипом дышал.
– А теперь послушай. Со мной, рано или поздно, ты заговоришь. Можешь поверить, ты не первый и не последний. Здесь не Москва, и ни перед кем отчет давать я не собираюсь. Думаешь, у меня нет на тебя времени? Времени у меня предостаточно. Твои люди пока еще живы, но они уже трупы, сам понимаешь. При любом исходе никто тебе уже не поможет, – чекист не расписывал ужасы, которые сам Мустафа наверняка творил со своими пленниками, они и так ярко отпечатались у афганца в мозгу и должны были вот-вот всплыть в сознании. Палач должен был примерить собственные пытки на себе.
Оставалось надеяться, что у одноглазого богатое воображение.
– Ты сам неплохо умеешь пытать. Вспомни, как человек превращается в живой кусок мяса и мучительно умирает…
Сделав небольшую паузу, Вежновец резким движением выдернул пистолет из кобуры и с размаху засунул в рот афганцу:
– Говори!
Пуская слюни и мотая головой, связанный Мустафа попытался освободиться, но Вежновец, свободной рукой ухватив его за ухо, еще глубже, в самое горло пропихивал ствол пистолета.
– Где контейнер? Когда следующий сеанс связи?! Ну!
Боевик, задыхаясь, что-то неразборчиво промычал. Вежновец вытащил оружие:
– Не расслышал.
– В любое время, – Мустафа выплюнул себе на грудь кровь из разбитой губы.
– Что это значит?
– Когда он захочет, тогда и звонит. Иногда и я ему звоню, в экстренном случае.
– Кому ты звонишь?
Мустафа промолчал.
– Омару?
Афганец едва заметно кивнул и опять сплюнул, даже не выказав удивления, откуда русский знает имя его хозяина.
– Где контейнер?
– Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь. Омар должен все знать. Он что-то искал, а потом повез заложников в лагерь.
Павел вздохнул – «клиент дозрел», и теперь с ним можно делать все что угодно. Стоявший рядом прапорщик из разговора ничего понять не мог.
– Ну? Раскололся? – прапорщик мог и не спрашивать очевидного – это и так было видно.
– Я его заставлю на связь с лагерем выйти.
Павел опять повернулся к Мустафе:
– Называй номер и поговоришь со своим командиром. Говорить будешь только то, что я тебе скажу. Понял?
– Что со мной будет потом?
– Не могу знать. Это решать тому человеку, который тебя выбросил. Я постараюсь с ним все уладить, но и ты постарайся, его будет трудно уговорить сохранить тебе жизнь. – Вежновец решил не говорить напрямую про сохранение жизни, а пообещать с оговорками. Сам он считал, что «языка» придется убрать.
– Хорошо, – решился Мустафа, – набирай номер.
– Ты бодрым голосом сообщаешь, что все разоружились, оружие русского спецназа уже у тебя и ты ждешь дальнейших инструкций. Все ясно?
– Да.
– Номер.
На лице Мустафы застыл испуг, он забыл номер! Забыл и то, как вызвать его из памяти телефона!
– Я не помню цифр, привык набирать его на ощупь, – взмолился он, – поверь. Развяжи руки, и я наберу по памяти.
Перемазывая аппарат липкими от крови пальцами, Мустафа пытался набрать номер. Наконец это у него получилось, и в трубке спутникового телефона раздался сигнал. Павел наклонился поближе, чтобы слышать голос Омара, при этом упер ствол в бок афганцу. Да и радист держал его на прицеле.
– Да! – чекист услышал в наушнике властный, уверенный голос человека, привыкшего командовать другими.
– Это я, Омар, – у Мустафы выходило вполне уверенно и даже нагловато, – хорошие новости, – афганец сделал паузу, как всякий другой, приберегающий сюрприз для хозяина.
– Я тебя слушаю. Что там у тебя?
«Волнуется, сволочь», – злорадно подумал об Омаре чекист.
– Все по плану идет, они сдались. Их оружие уже у меня – на борту самолета.
– Это точно?
Повисла пауза, во время которой Вежновец все сильнее вдавливал ствол в бок афганцу. Мустафа нервно рассмеялся:
– А как же еще? Автоматы лежат передо мной. А русские десантники на летном поле, лицом в бетон.
– Молодец, – голос в трубке потеплел.
– Что с бабой делать? – проявил самодеятельность Мустафа, хоть его никто и не просил об этом.
– Пока ничего не делай. Карауль всех.
Одноглазый вопросительно посмотрел на чекиста. Тот кивнул, мол, спроси о главном.
– Когда ты приедешь? Десант хоть и разоружился, но вечно лежать с руками за головой…
– Приедем после захода солнца, нельзя светиться. У них наверняка ведется съемка со спутника. Жди.
Чекист выключил телефон и принялся перебирать вещи Мустафы, среди них отыскалась и фотография, на фоне стены стоял сам Мустафа и две девочки.
– Что ж ты так? – ухмыльнулся Вежновец, – сам воин, а сына так и не родил?
– Всевышний сына не дал, – огрызнулся Мустафа.
– Ну вот и отлично, а теперь отдыхай до поры до времени. Свяжи его, – бросил Вежновец радисту и, продолжая держать пистолетный ствол под ребрами у Мустафы, спросил прапорщика: – Обстановка на борту лайнера?
Со стороны самолета уже доносились частые одиночные выстрелы и короткие очереди.
– Может, им помощь нужна? – Вежновец рискнул отвернуться от пленника и взглянул в напряженное лицо прапорщика, тот стоял, приложив к глазам бинокль.
– Сами справятся, тем более что подмога не успеет – такие операции занимают от силы две-три минуты.