– Да я же вам и говорю, – уныло поведал инженер завода, – что с парашютом все в порядке. Иначе и быть не может.
Олег Пушкарев был человеком не совсем обычным. Во всем, что касалось нормального человеческого быта, житейских дел, он был полным профаном. Авторучки, которыми он писал, заливали чернилами карманы, стаканы с водой падали из рук и разбивались, он наступал на собственные шнурки и так далее и тому подобное. Но феноменальная рассеянность и неприспособленность господина Пушкарева никак не соприкасалась с его деловыми качествами, относившимися к его непосредственной работе в качестве инженера завода, изготавливавшего в числе прочего и парашюты. Вот там он уже проявлял себя на полную катушку, блистая своими талантами.
– Да меня не волнует, что парашют этот сверхнадежный! – раздраженно произнес спецслужбист. – Невол-ну-ет! Мне нужно выяснить, в чем причина.
Он глубоко вздохнул, пытаясь окончательно не сорваться на крик – ситуация складывалась очень нехорошая.
– Ну, в каждом, казалось бы, самом проверенном варианте существует определенный минимальный процент неожиданностей, накладок, – развел руками росвооруженец, – и на старуху бывает проруха…
– Поговорочки в ход пошли, пословицами щеголяете, – ядовито произнес Кондратов, – а если я вам скажу, что вы, как минимум, полетите со своих должностей, что тогда?
Слова эти обоим его собеседникам были неприятны. Но куда более неприятной могла стать реальность, весьма ощутимо маячившая на горизонте. Ни тому, ни другому не хотелось расставаться с должностями, не говоря уж о чем-то большем.
Больше всего ситуация была понятна как раз Кондратову. Дело ведь заключалось не только в том, что теперь вполне был возможен срыв выгодной поставки амуниции для ВВС Венесуэлы. И не только в том, что на кону стоял престиж страны. Латиноамериканцы – люди настроения, а их военные – и подавно. Мало ли что им в голову стукнет! А ведь в армии уже началось глухое брожение… Если так пойдет и дальше, не исключен государственный переворот – тем более что в Латинской Америке это своего рода национальный вид спорта, интерес вызывает похлеще футбола. А уж как потом лягут геополитические карты и на кого будет ориентироваться следующий гарант, никто предугадать не может…
– Этот парашют – из той же серии, что и отправленный в Венесуэлу. И смена, и пошивочный цех совпадают, – смиренно напомнил инженер, – так что лучшего аналога нам не найти. Все, что представляет собой этот образец, мы найдем и в том, отправившемся в Венесуэлу.
– А почему бы не осмотреть тот самый парашют, на котором прыгал погибший? – резонно поинтересовался Семенов.
– Если бы все было так просто, то мы бы сейчас здесь не стояли, – заявил Кондратов. – Дело заключается в следующем: венесуэльский лидер требует создать совместную рабочую группу по расследованию, куда должны войти не только представители Министерства обороны и завода-изготовителя, но и опытные десантники из нашего ВДВ…
– А это зачем? – поднял брови Семенов. – Если так рассуждать, то давайте наберем в эту группу и людей из пошивочного цеха.
Несмотря на всю серьезность ситуации, он не удержался от шутки. Юмор Семенов всегда уважал и практиковал его по мере возможностей в жизни. Вершиной его «смеховых» способностей стала присылка погребального венка теще на дом. Окончилось это, правда, несколько не так, как планировалось. Эта старая дура, вместо того, чтобы улыбнуться или посмеяться, свалилась прямо у дверей, потеряв сознание…
– Пока не знаем, – развел руками Кондратов, – команданте вообще не всегда предсказуем! Но главное условие: все расследования – только в Венесуэле. Так что как бы мы этого ни хотели, разобраться в спокойной обстановке и дома у нас не получится.
– И что… такой человек есть? – спросил тыловик. – Я об опытном десантнике.
– Уже подыскали, – кивнул Кондратов.
Неподалеку приземлился большой транспортный самолет. Пробежавшись по взлетной полосе, крылатая машина медленно, словно нехотя, остановилась. Через короткое время из ее чрева, словно горох, посыпались десантники. Сегодня они только прибыли из какой-то очередной части, и прыжки в их планы явно не входили. Кондратов проводил взглядом быстро построившуюся и зашагавшую к выходу колонну. Вот кому легко, так это им. Выполнил задачу – и отдыхай. А тут ломай голову, как выкрутиться из очередной проблемы!
В живописных предгорьях венесуэльских Анд располагалось ранчо генерала Хуана Ортеза. Выстроено оно было в те времена, когда он не занимал столь значительного поста, а теперь являлось местом «основного проживания» генерала в отставке. Несколько лет назад дом подвергся масштабной реконструкции с целью повышения удобства, красоты и комфорта, но в целом снаружи поместье выглядело почти так же, как и ранее.
Вокруг буйствовала роскошная тропическая природа, а над всем этим великолепием возвышалась одна из ветвей горной цепи Анд, пересекающей всю западную часть страны – Сьерра-Невада.
Конечно, последние действия генерала вызвали целую бурю эмоций в армии, да и вообще в стране. Человек, казавшийся столпом вооруженных сил, этакой непоколебимой скалой и символом, совершенно неожиданно подал в отставку, удалился от дел и сам себя сделал затворником. Нет, конечно, все понимали, что на это имелись причины, причем довольно серьезные, но тем не менее выглядело все довольно необычно.
Жизнь на природе, вернее, ее течение, стало неожиданным и для самого генерала. Его деятельная натура, всегда требовавшая живейшего участия в делах страны, оказалась в совершено ином положении. Уже не надо было просыпаться рано, исчезла потребность выслушивать многочисленные доклады, планировать учения. Исчезла сама потребность жить в определенных рамках, которые были такими привычными для самого Ортеза. С самого юного возраста армия и была его жизнью, он отдал ей столько сил и здоровья, как, пожалуй, никто другой из высокопоставленных военных. И вот все это в одночасье исчезло…
Правда, теперь у генерала появилась возможность куда более свободно располагать своим временем. Он уже никуда не спешил, не рвался. На досуге, которого теперь было хоть отбавляй, он занялся написанием мемуаров. Не доверяя никому, сам сидел несколько часов в день, стуча по клавиатуре, перед компьютером. Распространенная практика наговаривать информацию секретарю, который затем делал из слов автора нечто «измененное до неузнаваемости», не подходила генералу. Он всегда все привык делать сам. Нет, конечно, он планировал, что рука стилиста и редактора коснется его строк, но пока…
Для самостоятельной работы имелись и другие причины. В рождавшихся мемуарах многое и многие представали совсем иными, нежели на экранах телевизоров и газетных полосах. Так что немаловажно было сохранить «максимум тайны» до определенного времени. Впрочем, шила в мешке, как известно, не утаишь, и то, что отставник ударился в воспоминания, уже стало известно и в столице.
Здесь, во дворе, глядя в водоем, на шевелящих хвостами больших золотых рыбок, генерал любил проводить вечера. Именно здесь, под светом яркой лампы, в беседке, оплетенной диким виноградом, можно было писать, читать и предаваться размышлениям. О себе, о стране. Да мало ли на какие темы может размышлять отставной генерал?