– Значит, ты считаешь, что мне надо ехать?
– Не может быть двух мнений! Ехать необходимо!
Завтра идем расписываться!
– Как – расписываться? Надо же ждать там сколько-то…
– Это если на общих основаниях, а если по блату…
– У тебя есть блат в ЗАГСе?
– Представь себе! Правда, это не Дворец бракосочетаний, а обычный районный ЗАГС, но, по-моему, это большого значения не имеет!
– Никита!
– Что, Никита? Я давно тебе предлагал жениться, а ты не желала, а вот теперь я тебя окольцую! Только свадьбу не будем устраивать, а?
– Да ну ее…
– Умница.
Мы заехали в ЗАГС, где работала Никитина бывшая одноклассница. Увидев меня, она только головой покачала:
– Ну, Никита, ты даешь! Я думала, ты внука регистрировать придешь, а ты вон что удумал!
– Нелька, не вредничай! Таня, она хорошая женщина, но еще в школе пыталась меня перевоспитывать, была у нас председателем совета отряда!
– Вспомнила баба як девкой была! Ладно, черт с вами, распишу, только не сегодня, а послезавтра! Приезжайте к десяти утра да свидетелей захватите! Все, гуляйте, мне некогда!
Послезавтра в сопровождении Ильи Наумовича и Наташи мы явились в ЗАГС, расписались, выпили по глотку шампанского. Больше я Никите не дала.
– Нет, Илюха, ты видишь, на какой мегере я женился? Не дает выпить даже на собственной свадьбе.
– И правильно делает! – поддержала меня Наташа.
Потом мы поехали в Дом литераторов обедать. Никита был милый, веселый, но несколько раз выходил из-за стола под разными предлогами. То в туалет, то вдруг увидел какого-то нужного человека… А я внезапно поняла – он ходит курить! Потому-то он и стал опять таким добрым и славным. Но ведь ему нельзя!
Я поделилась своим открытием с Наташей.
– Таня, не огорчайся! С этим трудно бороться!
Илюшка сколько раз бросал, а стоит понервничать – и снова-здорово! Не пьет, и на том спасибо. Ты свои нервы побереги! Значит, его еще не очень припекло! Но все-таки ты делай вид, что не знаешь. Тайком он куда меньше выкурит.
Через несколько дней пришло приглашение, и я с ним отправилась в ОВИР. Отстояв огромную очередь, подала документы.
– Вряд ли вам дадут, – высказался дядька в очереди, – такая молодая, первый раз едете, да еще в капстрану, по частному приглашению… Скорее всего откажут!
Я передала этот разговор Никите.
– Ерунда! Сейчас времена изменились, скорее всего разрешат! А знаешь, Танюха, боюсь, что нам придется искать другое пристанище.
– Почему?
– Я что-то устал жить без телефона… А потом, скоро здесь начнется такая грязь, все развезет, и к тому же у меня нет спокойной минуты, когда ты в городе. Сейчас стало так тревожно, и в электричках шалят, нет, надо перебираться в город, я уж просил всех знакомых, если кто услышит, что сдается квартира… Да и у меня в городе сейчас куча дел… В Союзе у нас заварушки вечные, и в Союзе писателей тоже. Никуда не денешься, сельская идиллия себя изжила. А ты тоже поспрашивай у своих цветочниц насчет квартиры.
– Хорошо, – пообещала я. Мне было грустно расставаться с этим домом, с ним было связано столько хорошего… Вообще, как ни странно, с того дня, как мы расписались, меня частенько захлестывало тревогой, сама не знаю почему. Никита был вполне здоров, я все-таки заставила его обследоваться, и у него ничего страшного не обнаружили. Сказали, что, конечно, надо следить за давлением, пить какие-то таблетки, и все. Он опять курил, хоть и не так много, был очень нежен со мной, а мне все-таки было тревожно. Ему я ничего не говорила, а сама подумала – наверное, я просто боюсь решения ОВИРа, любого решения. Если не разрешат, это будет ужасно обидно, неприятно. А если разрешат – то страшно ехать совершенно одной за границу, в чужой дом… Это соображение показалось мне правдоподобным.
Квартира вскоре нашлась, в доме писателей на улице Черняховского. Нормальная двухкомнатная квартира с неплохой мебелью, чистенькая. И мы туда перебрались.
– Не расстраивайся, Танюха, все к лучшему в этом лучшем из миров! Съездишь в Италию, а летом мы с тобой мотанем к морю!
– В Пярну?
– Да нет, не в Пярну, – засмеялся он. – Придумаем что-нибудь, может быть, в Коктебель, там видно будет!
В последнее время мне часто снился сон – я вхожу в булочную, а там продают не хлеб, а цветы, срезанные и в горшках, и сухие тоже. Там красиво, красивее, чем в таллинском магазине, но я спрашиваю: «Где же хлеб?»
А мне отвечают: «Хлеб кончился, теперь вместо хлеба цветы!» Ничего особенно странного в этом сне тоже не было, поскольку теперь чем только не торговали в самых, казалось бы, неподходящих местах. Недавно я заглянула в рыбный магазин, смотрю, а там прилавок завален… женскими трусами. И такое на каждом шагу!
Но в один прекрасный день пришла открытка из ОВИРа. Мне разрешили выезд.
Райка чуть не задушила меня в объятиях.
– Татьянка, до чего ж я рада! Сколько я всего тебе покажу, а уж наговоримся! Сегодня у меня вечер свободный. Зачем тебе столько вещей?
– Да тут всякие подарки из Москвы. Мне сказали, что надо водку, селедку, черный хлеб… Еще говорили про гречку, но я не достала.
– Черняшечки я съем! Кайф! Ты куда тянешь сумки?
Тележки же есть! Совсем дикая, что ли?
– А ты когда первый раз за границу попала, не дикая была?
– Еще какая дикая! Гленчик просто помирал со смеху! Но зато теперь! Как думаешь, на чем сейчас поедем?
– На такси?
– Подымай выше! У меня, Танька, теперь машина с шофером, он возит меня, куда мне надо!
– Врешь небось!
– И не думаю! Гленчик мне нанял, чтобы я зря время не тратила, вот. Он меня возит на уроки, по магазинам, вообще, куда скажу. Ну и присматривает за мной, наверное.
– Зачем за тобой присматривать?
– Чтобы Гленчик был в курсе… – засмеялась она.
Машина была шикарная. Шофер подскочил, выхватил чемоданы из тележки, открыл нам дверцы, одним словом, все как в кино. Усевшись на заднем сиденье, мы опять обнялись.
– Ох, Татьянка, как я рада!
– А я как рада!
Райка довольно бойко что-то начала объяснять шоферу по-итальянски, а я во все глаза смотрела по сторонам.
– Сейчас он нас прокатит немножко по городу, а потом домой! – Райка сыпала итальянскими названиями: «Кастелло Сфорцеско», «Санта-Мария дел ла Грация».