— Ну да, конечно.
— Очень, очень приятно! — потряс его ладонь в крепком рукопожатии Милован. — Для нас, сербов, русский — это же брат!
Затем серб угостил Семенова, и разговор пошел веселее. Крайкович вежливо расспрашивал его, что и как, предложил свою помощь — от «показать город» до сводить по злачным местам.
— Мы же славяне — мы должны быть заодно! — эту фразу в разных вариациях Милован произнес немалое количество раз.
Тамбовец приятно удивлялся радушию местных.
— Я вижу, вы — игрок? — Крайкович перехватил взгляд тамбовца, направленный на стоявшие у стены игральные автоматы типа «одноруких бандитов». — Я тоже грешным делом люблю азарт. Но я больше по старинке, вот в такие игрушки, — в руках у него показалась колода карт.
Как неплохой психолог, Милован понял, что все рассчитал точно, увидев, как загорелись глаза легионера. Убедившись, что находится на верном пути, он продолжил «охмурение» бойца.
— Может, перекинемся?
Началась игра. Дальнейшее Семенов помнил, как во сне. Сперва он выиграл, потом немного проиграл, потом вновь выиграл. Игра захватила его с головой, и он забыл обо всем.
Повадки Крайковича выдавали в нем опытного шулера. Он, словно рыбу на крючке, водил Семенова туда-сюда. Закончилось все так, как планировал серб: Семенов проигрался в пух и прах.
— Давай в долг! — возбужденно схватил Милована за руку миротворец.
Он вошел «в струю» и сам себя уже не контролировал.
— Я не против, — согласился Крайкович.
— Сдавай!
Последующие события привели к тому, что уже спустя полчаса Семенов оказался должен огромную в его представлении сумму — двадцать тысяч евро.
— Когда отдавать будешь? — поинтересовался Крайкович. — Эх, братушка, если бы ты не был славянином, я бы тебя на части порвал…
— У меня с собой ничего нет… — растерянно промямлил Семенов, — но я найду, отдам. Карточный долг — святое! — хорохорился проигравшийся.
— Поверю, — кивнул Милован. — Но напиши расписку. Слова — это все, знаешь, штука ненадежная.
— А…
— Вот, держи, — серб извлек из кармана пиджака ручку и блокнот. — Пиши.
— А что писать? — убитым голосом произнес солдат.
Похоже, до Семенова еще не вполне доходил смысл всего случившегося.
— Разве не знаешь?
— А, ну да, — кивнул Семенов, склоняясь над вырванной из блокнота бумажкой.
Крайкович, притопывая ногой в такт зажигательной мелодии, звучащей в кабачке, смотрел, как рука тамбовца, более привычная к автомату, выводит слова расписки.
— Готово, — мрачно произнес Семенов.
— Ну-ка… Ага, все правильно, — удовлетворенно сощурился Милован. — Встретимся завтра. Ты, значит, на вилле?
— Да.
— Знаю прекрасно это местечко.
За всей этой сценой наблюдал мужчина средних лет, сидящий за дальним столиком. Внешность его была самой стандартной, разве что во время телефонного разговора во рту у него ярким огоньком поблескивал золотой зуб.
Все трое — старик, девушка и мальчик — сидели во дворе, на деревянных лавочках, вкопанных вокруг круглого стола, изготовленного из пня огромного дерева. Как помнил с раннего детства старик, всегда за таким столом в хорошую погоду собиралась его семья. Еще в те времена, когда и он сам был вот таким маленьким мальчиком. Стол сгнивал, на его место всегда ставили точно такой же, сделанный из ствола огромного старого дуба.
Как же хорошо было собираться за этим столом несколько лет назад! Тогда вся семья была еще в сборе, тогда здесь велись долгие разговоры, пелись песни… Как чудесно было пить чай, заваренный из горных пахучих трав, щедро напоенных солнцем на цветистых лугах. А каким вкусным было вино, изготовленное из собственного винограда! Здесь бывали и гости, и тогда вечера становились просто удивительными.
Ничего этого сейчас уже не было. Последние годы прошлись по семье, словно палящий смертоносный ветер по цветам. Дружная семья исчезла. Сын Мирела Касаи больше года томился в сербском плену, тяжело больной после полученного ранения. Два внука, братья Ледины, тоже покинули родной дом. Один где-то далеко воевал. А второй, младший, уехал в Канаду искать счастье на чужой земле. Свою жену Мирел схоронил, и вот теперь только внучка была ему отрадой.
Вскоре после того, как ошеломленный старик сделал эту странную находку под шкафом, в комнату вошли внучка и мальчик. Мальчик был весел, что именно он нашел гусенка, отбившегося от всех, и прижимал птицу к себе. Но его улыбка тут же пропала. Вид Мирела с крестиком и ладанкой в ладони тоже ошеломил девушку. И вот теперь она поняла все. Все странности, загадочное поведение и отмалчивание мальчика становились понятными. Слишком понятными…
Но если старик, умудренный жизненным опытом, прошедший, казалось, через все, воспринял эту новость философски, то для Ледины это был удар посильнее.
— Вот такие дела… — задумчиво произнес старик. Его узловатые пальцы легонько барабанили по столу.
На лице девушки отразилось крайнее смятение. Взяв в руки крестик и ладанку, она разглядывала эти приметы веры и национальности в Косово. Увидев такое на шее у человека, уже не приходилось сомневаться по поводу того, в какой храм он ходит и кто его родители. И вот теперь вся ее выстроенная за последнее время схема покачнулась. Еще недавно все было ясно: где враги, а где друзья. Было ясно, кто виноват во всем, кто убивает албанцев, не дает им учиться и разговаривать на родном языке, кто желает выгнать их из собственного дома. Теперь же она глядела на несчастного мальчика, которого никак нельзя было назвать убийцей и собакой, и не понимала ничего. Нет, с одной стороны, она знала, что мальчик ничем перед ней лично не провинился. С другой — ненависть к христианам вообще и к сербам в частности никуда так просто исчезнуть не могла. Короче говоря, в такие моменты человек часто теряет всякое понимание ситуации.
— Вот так история, — растерянно сказала она, не замечая, как в точности копирует фразу старика.
Во рту пересохло, и она, взяв расписной глиняный кувшин, плеснула себе воды. Ее руки дрожали, это заметили поднявшие головы мальчик и старик. За оградой мирно блеяли овцы.
С дуба на стол спикировал лист и лег на краешке. Все трое проводили его взглядами. Ледина хотела что-то сказать, но промолчала.
— Ну, хорошо, — неуверенно начала она. — Вот папа… он же пропал без вести и, скорее всего, находится в плену у Пелагича.
— Ну и что? — поднял голову старик.
— Если бы мальчика обменять… — взглянула ему в глаза девушка, — всем было бы хорошо.
— О чем ты говоришь, внучка? — тихо произнес старик. — Хорошо никому не будет.
Он пожевал губами и тяжело вздохнул.