— Дядя… — тихо вырвалось у ошеломленного Богдана.
Как? Не может быть — здесь, сейчас, на полу в подвале перед ним лежит его родной связанный дядя Милован…
— Чего? — охранник взял мальчишку за шиворот. — Ты что сказал, а?
Положение отделения миротворцев, которое вело бой на горной дороге, все ухудшалось. Если говорить правду — оно было просто критическим. Несмотря на все свои расчеты, Мазур видел, что сопротивляться дальше уже бесполезно.
Ситуация бывала предельно невыгодной для миротворцев. Наглухо заблокированная дорога не давала никакой возможности покинуть поле боя, а удержаться на занятой позиции тоже было нельзя. Во всяком случае, хоть какое-то более-менее продолжительное время. Они были прижаты к дороге, висевшей над обрывом, и позиции боевиков нависали над ними. Таким образом, легионеры очутились в ловушке, где они смотрелись для противника почти как на ладони. Что-то, конечно, давали камни, за которыми можно было хоть как-то укрыться, но это являлось слабым утешением. Огонь боевиков был таким плотным и сосредоточенным, что голову поднять было сложно, не говоря уж о чем-то большем.
Попытка зайти в тыл боевикам оказалась безуспешной. Длинные автоматные очереди, поливавшие свинцом укрытия миротворцев, говорили о том, что спешить им некуда и боеприпасов они не жалеют.
— Да, командир, как крыс нас в ловушку захлопнули, — сквозь зубы процедил датчанин Паульсен. — Я вот думаю…
Мазур повернул к нему лицо, но вдруг неожиданно, как по команде, стрельба с той стороны затихла. Все замерли, прислушиваясь, что же теперь готовят бандиты. От них можно было ждать чего угодно.
— Послушайте! — в наступившей тишине неожиданно громко прозвучал голос боевика, усиленный мегафоном. — Я обращаюсь к вам, господа миротворцы.
Ему вторило горное эхо. Каждое слово разлеталось далеко по сторонам, усиленное самой природой.
— Нам не нужны ваши жизни! Мы не убийцы, — разлетался по горам голос. — Мы — борцы за освобождение Косово.
— Я просто балдею от этих борцов, — ухмыльнулся лежащий рядом с Мазуром Паульсен. — Одни Косово освобождают от албанцев, а другие от сербов. И главное, каждый призывает в свидетели и помощники Бога. Просто праведники какие-то! Откуда только море крови, которую они проливают. Ведь готовы убить каждого, кто встанет на их пути. А какие слова придумывают! Ангелы небесные, ни больше ни меньше. Разве только крылышек нет.
— Ты здесь еще не такое увидишь, — отозвался Мазур.
Повернувшись на спину, он проверял боеприпасы. Получалось совсем негусто. Половина рожка — с таким боекомплектом долго продержаться не удастся, как ни напрягай фантазию. Примерно такое же положение, если не хуже, было и у остальных бойцов.
— У меня есть к вам прекрасное предложение, — вел дальше тему боевик. — Мы не собираемся расправляться с вами! Мы ценим настоящих бойцов, таких, как вы. Но фортуна, особенно солдатская, — вещь очень изменчивая, и сегодня она оказалась не на вашей стороне. Я надеюсь, что вам не хочется отдавать свои жизни по-глупому. Сами видите — шансов у вас нет никаких. Слишком уж невыгодную позицию вы себе подобрали. И это с вашим-то опытом…
— Еще издевается, сволочь! — пробормотал Мазур.
Эх, с каким бы удовольствием он всадил несколько свинцовых приветов в грудь этой твари! Однако сейчас единственное, что оставалось, — это быть слушателями поневоле.
— Так вот, — надрывался боевик, — предлагаю вам всего-навсего отдать деньги. В таком случае мы отпускаем вас всех живыми и здоровыми. Ведь нам очень нужны миротворцы, без вас Косово придется совсем трудно. Кто же еще будет охранять мир и покой жителей края? Других сил здесь просто нет. Так что рекомендую согласиться. Ну а если нет, то вы здесь все и останетесь лежать. В этом можете не сомневаться!
— Да, гнилое дельце, — сказал Паульсен. — Еще одной атаки нам уже не выдержать.
— Боишься? — повернулся к нему Мазур.
— Ничего подобного — констатирую факт. А факт, как говорится, — вещь упрямая.
Мазур, покусывая губу, прикидывал и так, и этак, но никакого правдоподобного варианта выбраться отсюда не было. Поле для игры сузилось до размера пятикопеечной монеты. И на этой монете теперь были все их возможности для маневра.
— Деваться вам отсюда некуда, — утешал всех голос боевика. — Единственное, что вы можете сейчас получить, кроме моего предложения, так это пулю в голову. Выбор у вас небогатый. На размышление даю десять минут. Десять!
— Да, командир, — грустно пошутил болгарин Вылчев. — Помощь, конечно, приедет, только помогать уже будет некому. Что можно успеть за десять минут? Можно, скажем, спеть песню. Я-то сам из Пловдива, есть такой город в Болгарии. Не бывал?
— Не приходилось, — скупо ответил Мазур. — В Болгарии я был, но только на побережье.
— Вот так всегда, — отозвался Стефан Вылчев. — Все бывали на побережье. Слов нет, там, конечно, прекрасно. Море, курорты, золотой песок… С этим никто не спорит. Болгария вообще — самая красивая страна на свете. Но ведь у нас и без моря красот хватает. Какие горы, какие пейзажи — дух захватывает!
— Человеку, живущему в пустыне, свой дом все равно самым лучшим кажется, — философски заметил Мазур.
— Согласен, — вздохнул Стефан. — А вот ведь посмотри, командир, как странно устроена жизнь: сам это понимаешь, только когда этот самый дом покинешь.
Они помолчали.
— Десять минут прошло! — раздался голос бандита. — Не хотите по-хорошему? Ну что ж, тогда будем по-плохому.
Последние его слова заглушил взрыв. Следом за ним тишину нарушил шквал огня со стороны нападавших. Густота автоматного огня стала просто предельной.
«Хоть топор вешай», — невесело пошутил про себя Мазур.
Откатившись вправо, он высунулся, и тут же пуля отколола кусочек камня от огромной глыбы, нависавшей над ним. Четники, похоже, пристрелялись хорошо и использовали сложившиеся благоприятные возможности на все сто. Через пару минут Мазур узнал, что еще один легионер тяжело ранен. Фигурки боевиков короткими перебежками, прячась за камнями, полукольцом окружали миротворцев. Шквальный огонь ставил своей задачей не дать никому высунуть головы. Да к тому же положение с боеприпасами становилось совсем хреновым.
— Что со связью? — в который раз поинтересовался Мазур у связиста.
— Наши находятся еще на первом перевале, — оторвался тот от наушников.
Да, первый перевал звучал в данном случае почти как приговор. Учитывая ситуацию, можно было в этом смысле на них не надеяться. Свинцовый рой становился все гуще.
— Я не хочу умирать! — сквозь грохот снова завыл Мартин Берзинс. — Я ни в чем не виноват! Я приехал сюда с ответственным заданием, и я здесь ни при чем!
Однако слова его сейчас абсолютно никого не могли впечатлить.