Сабурова как специалист по арабскому языку навострила уши. Она была готова вести синхронный перевод для всех участников группы. В этом она не видела никаких проблем. Все с нетерпением ожидали первых результатов. Когда началось воспроизведение одного из первых аудиофайлов, группа невольно затаила дыхание. Каждый напряжённо вслушивался в звуки, доносившиеся из динамиков, будто боялся пропустить что-то очень важное.
Когда на записи стали различаться голоса членов экипажа, все с ожиданием посмотрели на Екатерину. Однако шла минута, другая, третья, а девушка всё молчала и молчала. Лишь полное изумление, отразившееся на её лице, подсказывало: что-то здесь не так.
– Сейчас, сейчас, – полушёпотом обещала Сабурова и снова слушала, забывая об остальных.
– Катюша, прошу вас, не томите, – едва ли не взмолился Нагибин, когда прошло около четверти часа. – Что вас так изумило? О чём они говорят?
Сабурова вздохнула, нажала на кнопку приостановки воспроизведения записи и проговорила: эти люди с кабелеукладчика изъясняются не на арабском языке...
– Погоди. Как это не на арабском? – не поверил своим ушам командир.
Зиганиди ошеломленно присвистнул. Саблин никак своё удивление не проявил, будто ожидал от Кати подобного ответа.
– Может быть, это какой-то особенный диалект или сленг, жаргон? – скорее предположил, чем спросил он. – Конечно, я арабского не знаю. Но на слух немножко могу различать. Так мне еще ночью на кабелеукладчике показалось немного странноватой речь дежурных...
– Каплей, это непростительно с вашей стороны, – заметил адмирал. – Нужно было сразу оповестить нас об этом.
– Прошу прощения, но тогда я этому не придал особого значения. Мысли были заняты другими вещами, – объяснил Боцман.
– Катюша, что скажете насчет версии каплея? – поинтересовался Фёдор Ильич.
– Я вам со всей ответственностью заявляю, что это точно не арабский и не какой-то из его диалектов. И уж тем более, это не сленг, – решительно проговорила Сабурова. – Будь это так, всё равно в речи присутствовала бы та или иная доля литературных слов и оборотов. Здесь же и близко нет ни того, ни другого. Это совершенно другой язык.
– Со своей стороны могу сказать, что это также и не греческий, – заметил Зиганиди и обратился к напарнице: – Послушай, ты ведь еще несколько языков знаешь. Может, какой-либо из них чем-то похож на этот?
– Совершенно никакого сходства, – она снова дала отрицательный ответ.
– А если это просто тарабарщина? – выдал новое предположение Боцман.
– В каком смысле? – попросил разъяснения Нагибин.
– Представьте себе ситуацию, – начал Виталий. – Кто-то наткнулся на «жучок» и тихонько оповестил всех. И они решили их не убирать, а специально для нас разыграли спектакль. Просто подходили к «жучкам» и несли всякую абракадабру, которую выдумывали на ходу. Разве не может быть такого варианта?
Контр-адмирал на мгновение задумался. Предположение Боцмана показалось ему интересным. Нагибин вопросительно глянул на Сабурову:
– Что скажете?
– Вряд ли, что это абракадабра, – высказывала она своё мнение. – Слишком уж естественно они между собой общаются. Да и определённые словесные конструкции повторяются. И в любом случае, если бы «жучки» были обнаружены, то всё равно мы должны были бы получить записи голосов до обнаружения, где они говорят на родном языке.
Фёдор Ильич снова задумался. Стоило ли слушать остальные записи, если заранее знаешь, что ничего в них не поймёшь? Или всё-таки стоило полагаться на удачу? Боцман, словно прочтя мысли командира, предложил:
– Давайте слушать дальше. Вдруг что-нибудь интересное мелькнёт. Может, кто-то из них звонил куда-нибудь и говорил, к примеру, по-английски..
Нагибин поддержал капитан-лейтенанта. Началась рутинная прослушка. Члены экипажа кабелеукладчика на самом деле куда-то звонили, но во всех зафиксированных случаях они изъяснялись на всё том же непонятном языке. Каких-либо имён, фамилий, названий стран или городов никто из них не упоминал. По крайней мере, из их разговоров такую информацию вычленить было невозможно.
«Жучок» из-под иллюминатора радиорубки почти ничего не записал. Судя по странным звукам, его обнаружил и утащил тот самый корабельный кот. Какое-то время он играл с «жучком», катая его лапами по палубе. Об этом свидетельствовал скрежет и кошачье фырканье. Последнее, что «жучок» успел передать на яхту, стал звук всплеска воды. Кот явно заигрался, и его игрушка угодила в проем внизу фальшборта. Это обстоятельство раздосадовало русских, в особенности Саблина. Но, с другой стороны, они могли порадоваться, что никто из экипажа кабелеукладчика не обратил внимания на игры кота с подслушивающим устройством.
– Вот гад, – недовольно промолвил Боцман, имея в виду кота. – Такой гуляка, что не приведи Господь! Эти за ним ночью по палубе бегали. Не давали мне мою работу выполнять. А сейчас он еще и «жучок» в море утопил. Где это вообще видано, чтобы какой-то котяра перечеркивал работу боевого пловца!
– Если представится возможность, ты его в шахматы играть пригласи, – усмехнулся Зиганиди. – Может, он и здесь сумеет тебя обойти.
– Нет, подобное я ему точно не позволю, – покачал головой Саблин.
Все дружно засмеялись. Шутка разрядила обстановку. Но работа не терпела отлагательств. Участники группы продолжили слушать другие записи, переданные с кабелеукладчика. Снова и снова повторялась одна та же картина: реплики на непонятном языке и очень продолжительные паузы между ними. Для экономии время пустые фрагменты прослушивались в режиме ускоренного воспроизведения. Но как только слышался голос, Николай переключал запись в обычный режим и возвращал воспроизведение на нужный фрагмент. Впрочем, эти усилия не давали желаемого результата. Как отдельные крики, восклицания и слова, так и целые фразы и даже развёрнутые диалоги давали ноль целых ноль десятых полезной информации.
– Хоть бы уже песню какую-нибудь запели. Мы бы развлеклись чуток, – шутливым тоном промолвил Зиганиди.
– Ну, разве что развлеклись бы... – с грустью вздохнула Сабурова.
– Даже если бы они спели песню на другом языке, это ничего бы не изменило. Мы бы просто узнали, что у парней на этом чертовом кабелеукладчике более-менее широкий музыкальный кругозор. И всё, – заметил Боцман.
– А если бы это был гимн всемирной ассоциации шахматистов? – Николай опять хотел подтрунить над другом и уже ожидал от него ответной реакции. Однако в тот самый момент случилось невероятное.
В очередном диалоге на непонятном языке внезапно отчётливо прозвучала на русском языке фраза: «А не спеть ли нам песню о любви перед тем, как нас за ту самую транспортную торпеду поимеют? Я давно говорю, что не надо кота за яйца тянуть. Действовать надо! И чем быстрее, тем лучше. Ай, что еще говорить... Двести раз повторяю одно и то же, а вам по барабану. Идите-ка вы все в задницу со своей осторожностью! Я в каюту, раскатаю партейку. Если чего надумаете, то зовите». Один из собеседников вслед удаляющимся шагам автора этой тирады бросил на ломаном русском: «Да пошёл ты сам куда подальше». Далее разговор продолжался всё на том же недоступном для понимания языке.