– Да. Героин высокой очистки. – Помолчав, афганец добавил с неожиданным вызовом: – Халид-хан торговал ими и при короле, и при правителях, сменивших короля, и когда вы пришли сюда, и при талибах. Он всегда продавал наркотики.
Заметив волнение раненого, Бойцов поспешил успокоить его:
– Хорошо, хорошо…
Ахмед слабел на глазах. Он неровно дышал, а на фиолетовых губах все чаще проступала кровь. Но ум раненого по-прежнему был ясен. Ахмед говорил четко и по делу, точно докладывал на оперативном совещании:
– Мы собирали новую партию, чтобы отправить товар за границу… Большую партию. За деньги от этого товара можно кормить все деревни провинции целый год.
«По-прежнему меряет все на продовольствие», – подумал Бойцов.
– Товар Халид-хана никто не смеет тронуть. Слышишь, шурави. Люди, живущие в этих горах, уважают и боятся моего хозяина, – звенящим от гордости голосом произнес Ахмед.
Лицо Бойцова стало жестким. Сквозь стиснутые зубы он процедил:
– Однако нашлись люди.
Афганец сплюнул сгустком крови:
– Это псы… Они напали ночью. И среди них были чужаки. Халид-хан уже знает о случившемся. Он поднял всех своих людей. Он вернет товар. Он отомстит этому отродью шайтана, – скрипел зубами умирающий афганец.
Глаза Ахмеда закатились под веки. На капитана смотрели страшные, без зрачков, две алебастрово-белые выпуклости, которые не могли быть глазами живого человека. Большая доза обезболивающего не давала Ахмеду уйти, но смерть брала свое.
– Кто, кто были эти люди? – выкрикнул Бойцов.
– Не знаю… – вместе с хлопьями кровавой пены выдавил из себя Ахмед.
– Постарайся, дорогой. Постарайся хоть что-нибудь сказать.
– Среди них были арабы, люди с севера и, мне кажется… – Ахмед засипел, сжимая ладонями горло. Превозмогая приступ, он докончил: —… Мне кажется, они вели с собой пленника.
Теперь у Бойцова не было сомнений.
Погром, учиненный в селении, устроили люди Фейсала. Это они захватили партию наркоты, приготовленную местным делягой для переброски за кордон. Это они заставили горы проснуться. Но зачем Фейсал сделал это, зачем он навлек на свою голову беду? Ведь теперь за ним идут не только охотники из российского спецназа, но и люди Халид-хана. Он не мог не понимать, что своими действиями разжигает еще один пожар.
Внезапно Бойцов замер.
Он вспомнил, как однажды в детстве он с отцом оказался в плену лесного пожара. Они слишком поздно поняли размеры грозящей опасности. Подхватив сына на руки, Бойцов-старший бросился бежать, пока не оказался на краю бездонного оврага, по склону которого нельзя было спуститься, чтобы не свернуть себе шею. Огонь поймал их в западню.
Бойцов помнил, как прислушивался отец к реву, доносившемуся со стороны пылающего леса. Это раскаленный воздух метался между почерневшими обуглившимися стволами. Вдруг, уловив изменение направления ветра, отец сорвал с себя куртку, намотал ее на суковатую палку, поджег и этим неказистым факелом стал чертить широкую дугу по кустарнику, сухой траве, нижним веткам деревьев.
Бойцов помнил, как кричал тогда:
– Папа, что ты делаешь?
Он думал, что отец сошел с ума. Но Бойцов-старший не обращал на визги мальца никакого внимания. Он только иногда оборачивался, чтобы блеснуть улыбкой на закопченном лице:
– Не дрейфь, сына! Будем живы, не помрем.
Пока поменялся ветер, огонь, пущенный отцом, успел создать защитную полосу из выжженной земли. Теперь пленники были ограждены от главного пожара несколькими сотнями метров, на которых просто нечему было гореть. На этом островке, задыхаясь от гари и истекая потом от жара, они спаслись. Спаслись благодаря решительности отца, не побоявшегося разжечь встречный пожар.
Так и Фейсал.
Захватив наркотики, он развязал войну всех против всех. Люди Халид-хана метались в горах, ослепленные яростью. Они искали похитителей, уничтожая каждого, кто вставал на их пути. А сам Халид-хан шел по следу Фейсала, двигающегося на север.
Эту часть плана Бойцов разгадать пока не мог.
Из раздумий офицера вывел слабый стон умирающего. Ахмед пытался поймать руку капитана. Когда ему это удалось, он прошептал:
– Шурави, похорони меня как мусульманина. До захода солнца. Не оставляй меня валяться здесь, словно шелудивого пса.
Взяв в руки флягу, капитан смочил афганцу губы. Этим жестом он хоть как-то пытался облегчить мучения умирающего.
– Хорошо, Ахмед, – пообещал офицер.
– Теперь мы точно с тобой не встретимся, – превозмогая боль, тихо произнес афганец.
Бойцов слабо улыбнулся:
– Как знать. Может, свидимся в лучшем из миров, где Бог не делает различий между мусульманами и христианами.
Ахмед посмотрел на офицера словно издалека, внимательно и серьезно:
– А разве такой есть?
– Есть, – с непоколебимой уверенностью произнес Бойцов.
– Тогда ты не спеши туда отправляться. Бог умеет ждать, – едва слышно прошептал человек, чья жизнь прошла в горах.
Ахмеда похоронили под грудой камней.
Могилу сложили подальше от ручья, чтобы поднявшаяся по весне вода не разрушила суровую усыпальницу афганца.
Надо было спешить.
Майор Печников сообщил по рации, что ровно десять минут назад его отряд вступил в бой с превосходящими силами противника. Неизвестное бандформирование атаковало группу спецназовцев с флангов. Скорее всего, Печникова зажали в клещи люди Халид-хана, рыскавшие, словно стая волков, по окрестностям.
Майор кричал в ларингофон рации:
– Вепрь, иди через перевалы к границе. Я прикрою тылы.
Пренебрегая режимом секретности, позабыв о позывных, Бойцов отвечал:
– Бля, Печников, держись сколько сможешь. Мы пойдем к тебе.
В ответ мембрана сгибалась от забористого русского мата:
– Ты что Бойцов, о…л, тут их как вшей на паршивой собаке. Со всех сторон ломятся. Уходи через перевалы. Это я приказываю как старший по званию.
Невидимый бой клокотал в наушниках искаженным эхом выстрелов и разрывов.
– Печников, вызывай «вертушки»! Слышишь, вызывай «вертушки». Уматывай на хрен оттуда. Это не наши клиенты, – надрывался Бойцов.
А сквозь наушники рвался осипший голос майора:
– «Вертушки» не пройдут. У этих сук ПЗРК [1] имеются. Положат летунов в один присест. Мы и сами не уйдем, и вертолетчиков пожжем.
Внутри Бойцова что-то оборвалось. Он сел на камень, готовый закричать от бессильной злобы. Невидимый враг оказался хитрым и коварным игроком, умело жертвующим чужими жизнями в разыгрываемой партии.