– Все, п…ц пацанам, – просто и буднично заметил стоявший возле Бойцова Шваб.
Из-за его спины донесся голос Гнома, невидимого за высокой фигурой снайпера:
– Порежут, это факт.
Командир строго взглянул на бойцов, пресекая ненужные разговоры. Он хотел увести группу с места казни, но что-то задержало его.
Бойцов окинул взглядом ряды пленников. Казалось, пленники смирились с участью. Они были готовы уткнуться лицом в эту серую пыль, захлебнуться собственной кровью и, дернувшись в последней конвульсии, навсегда покинуть бренный мир.
Только один из них, почти мальчишка, с едва пробившимся пушком, смотрел не в песок, а на Бойцова. Его темные глаза, влажные от слез, следили за каждым жестом русского офицера. То ли Всевышний подсказал пацану, то ли инстинкт самосохранения, но афганец явно надеялся на Бойцова. Только в нем он видел спасение.
Палач начал свою работу с правого фланга.
Из-под полы халата он достал метровый тесак. Лезвие было покрыто глубокими зазубринами. Размяв кисть, палач несколько раз рассек тесаком воздух. Потом он взглянул на старшего. Тот, прихлебывая чай, важно кивнул головой. Палач принялся за работу…
Он медленно шел вдоль ряда пленных и коротким движением подрезал жертвам горло. Убивал он умело. Даже было странно видеть, как с такой хирургической точностью можно орудовать тесаком столь устрашающих размеров. Тесак лишь описывал короткую дугу вдоль горла жертвы, а та уже кулем валилась на землю.
– Бля, мясники гребаные, – негромко матерился Гном, на которого зрелище произвело тяжелое впечатление.
Шваб, в чьих венах текла холодная и вязкая прибалтийская кровь, тоже не выдержал:
– Пошли, командир, отсюда!
А капитан не сводил глаз с безусого парня.
Раздетый по пояс (с него успели снять длинную, до колен, рубаху) пленник дрожал всем телом и смотрел, смотрел глазами-маслинами на русского офицера.
Потом произошло неожиданное.
Пленник протянул руки и жалобно, как-то по-овечьи, проблеял онемевшим от страха ртом:
– Шурави, шурави…
Гном осторожно тронул капитана за плечо:
– Командир, кажись, он тебя зовет.
Бойцов непроизвольно дернулся, сбрасывая ладонь с плеча. Он понял, что сейчас нарушит приказ. Это же понял и Шваб, маячивший за спиной.
Он тихо предупредил:
– Командир, со своим уставом в чужой монастырь не лезут.
На что Бойцов коротко бросил:
– Оставить разговорчики! – И, чуть смягчившись, пошутил: – Ты что, Шваб, словарь русских пословиц и поговорок изучил? Раньше ты народными мудростями не блистал.
Полевой командир, который принимал караван с оружием, воевал всю свою сознательную жизнь. Человеческая жизнь для него была лишь разменной монетой, изрядно обесцененной за годы кровавой круговерти. Сначала Амманулла сражался с Советами, потом с более удачливыми соплеменниками, а затем с талибами. С кем будет сражаться завтра, Амманулла не знал, да и, по большому счету, это не имело значения. Главное, что у него и его людей было достаточно оружия и боеприпасов. То есть к войне он относился как к обычной работе, такой же, как земледелие или ремесло.
Когда Бойцов подошел к полевому командиру, тот сразу налил в жестяную кружку чая. Амманулла жестом предложил сесть и протянул угощение. Отказываться было нельзя. Законы восточного гостеприимства обязывали. Бойцов осторожно принял кружку, отхлебнул и чуть было не поперхнулся. Сладковатый запах крови витал в воздухе. От этого запаха тошнота подкатывала к горлу.
Сглотнув комок, Бойцов сказал на фарси:
– Амманулла, отдай мне парня.
– Которого? – безучастно поинтересовался полевой командир.
– Вон того, – указал на пленника Бойцов.
Палач, резавший пленников с методичностью забойщика, истребляющего стадо, в их сторону не смотрел. Он спокойно выполнял свою работу, лишь изредка останавливаясь, чтобы стереть с лезвия тесака кровь. Делал он это весьма простым способом. Втыкал лезвие в землю и медленно выдергивал тесак обратно.
– Деньги есть? – не выпуская из рук чай, спросил седобородый.
– Нет… – ответил командир спецназовцев.
– Тогда что ты можешь дать за этого сына ослицы?
Бойцов машинально провел руками по многочисленным карманам, кармашкам и отделениям «разгрузки». Все они были заполнены боеприпасами, предлагать которые капитан счел бессмысленным. Седобородый только что заполучил целый караван с оружием. За пленного следовало предложить нечто необычное. Нечто, что могло заинтересовать невозмутимого старца.
Суетливые движения русского офицера не остались незамеченными.
В покрасневших от ветра глазах полевого командира мелькнула и тут же погасла искорка любопытства. Он отставил жестянку с чаем, огладил бороду и коротким окриком остановил палача. Тот в свою очередь воткнул тесак в землю, пнул для острастки ближайшего пленного в спину, после чего встал, заложив руки за спину. В любой момент палач был готов приняться за работу.
Подняв воспаленные глаза на «шурави», полевой командир нетерпеливо поинтересовался:
– Так что, тебе нужна жизнь этого х…, найденного в помете паршивой ослицы?
Матерное слово, которого не было в языке фарси, он произнес на чистом русском языке. Наверное, сильные выражения полевой командир усвоил за долгие годы войны с «шурави». Ведь с этими словами русские солдаты шли в атаку, выполняли грязную и тяжелую работу, а если наступал момент, то и умирали, посылая последнее проклятие врагу.
Продолжая шарить по карманам, Бойцов выкрикнул:
– Да!
Седобородый предупредил:
– Тогда поторопись. Нам пора отправляться. К ночи погода испортится. Мои люди устали и не хотят мокнуть под дождем. Мы не станем задерживаться из-за этих ублюдков.
Ладонь капитана скользнула под «разгрузку» в нагрудный карман куртки:
– Хорошо, хорошо, – быстро произнес Бойцов, опасаясь, что седобородый передумает.
– Не понимаю, зачем тебе этот сопляк? – Внезапно лицо седобородого озарила догадка: – Ты любишь юношей?
Бойцов оглянулся:
– Да нет…
Никто из его спецназовцев даже не улыбнулся, потому что смысл фразы, произнесенной на фарси, остался непонятым. Только Шваб, поправив ремень автомата, недоверчиво переспросил:
– Чего этот бабай матом кроет?
– А-а, – отмахнулся командир, давая понять, что переговоры проходят нормально.
Неожиданно ладонь капитана нащупала продолговатый холодный предмет.
Обхватив его пальцами, Бойцов достал из кармана вещицу, которая могла заинтересовать полевого командира. Спецназовец сделал серьезную мину, поднес сжатый кулак почти к самому носу седобородого, после чего разжал пальцы.