Водила безразлично буркнул:
– Ничего хорошего. Ранило Кутузова в живот. Его хирурги подштопали, а суд срок офигетельный вкатил. Чувак и сломался: не захотел на зоне вшей кормить – повесился в камере.
В кабине повисла долгая пауза. Каждый думал о своем. Верещагину стало жалко незнакомого парня, чья жизнь обернулась сплошной нелепицей. Он хотел сказать что-то нравоучительное, предостерегающее Ивана от повторения незавидной судьбы, но не сумел. Ведь он не был священником или психоаналитиком, способным врачевать людские души. Капитан Верещагин был офицером воздушно-десантных войск, умеющим выполнять воинский долг в меру своих сил и понимания. Вот только в Чечне Верещагин наглядно увидел, что этот самый долг каждый понимает по-разному. А уж на гражданке такое понятие и вовсе позабыли.
Из невеселых раздумий капитана вывел взволнованный голос водилы. Тот, ерзая на сиденье, тыкал пальцем в лобовое стекло.
– Смотрите, товарищ капитан, на выступе скалы волк стоит.
Верещагин напряг зрение. Он видел выступ, похожий на сжатый пеликаний нос, но там никого не было. В густых сумерках сложно было что-либо рассмотреть.
– Привиделось, – сказал капитан.
– Точняк, волчара стоял, – твердил солдат.
– В горах и не такое пригрезится. Может, ты снова кемарить начал. Такое, Ваня, бывает, – усмехнулся десантник.
Усталость давала о себе знать. Но за перевалом начинался спуск в долину. А это означало, что самая тяжелая часть пути пройдена. Там, на равнине, колонна прибавила бы в темпе и очень скоро добралась бы до конечного пункта назначения. Там можно позабыть и о коварном серпантине, и о непонятном грузе, и о мрачном ущелье с угрюмыми зарослями по правому борту.
Капитан Верещагин покрепче сжал руль «Урала». Он повернулся к сидевшему рядом пареньку:
– Не дрейфь, Ванюшка, прорвемся.
Вдруг сквозь муть стекла дверцы капитан Верещагин увидел, как оживает угрюмый лес. Люди возникали из темноты бесшумными серыми призраками. Их присутствие в окутанном туманом лесу Верещагин почувствовал почти инстинктивно.
Губы капитана искривились в беззвучном крике:
– Засада!
Два раскатистых взрыва прогремели в ущелье синхронно. Шедший за «Уралом» бронетранспортер с пехотой на броне налетел на радиоуправляемый фугас внешней стороной правой гусеницы. Машину развернуло перпендикулярно дороге, а три катка отлетели начисто.
Шедшей в авангарде бээрдээмке повезло больше. То ли детонатор дал осечку, то ли ответственный за подрыв боевик прошляпил нужный момент, но БРДМ проскочил, оказавшись вне эпицентра взрыва. Машину лишь основательно тряхнуло, швырнув вперед на несколько метров. Правда, десантникам на броне от этого было не легче. Сметенные взрывной волной, они попадали на каменистую поверхность.
Одновременно со взрывами капитан Верещагин нажал ногой на тормоз. Он видел, как вздрогнул и уткнулся лицом в лобовое стекло лопоухий водила. Схватив бойца за тонкую шею, капитан повернул Ивана лицом к себе.
– Эй, парень, что с тобой? – выдохнул капитан.
Ответа не последовало. Мертвые глаза паренька уже увидели вечность, а правую сторону его лица заливала кровь. Пуля попала парню в висок, и смерть наступила мгновенно. В бессильной ярости капитан вскинул автомат. Его ствол уткнулся в проем окна дверцы с приспущенным стеклом.
– Ловите, твари, за Ивана, – гаркнул капитан.
Заряд из подствольного гранатомета ушел к лесу. Огненных сполох осветил стволы деревьев и бородачей, прятавшихся за ними. Но Верещагин этого не видел. Рванув ручку, он распахнул дверь и быстро выбрался из кабины. Выбрав позицию у колеса, десантник дал очередь, попытался вникнуть в ситуацию.
Подбитая бээмпэшка с разорванными гусеницами прочесывала лес огнем из башенной пушки. Стрелок, контуженный взрывом, все же не потерял способности ориентироваться. А вот водителю досталось. Верещагин видел, как тот попытался выбраться из люка. Чеченский снайпер, засевший совсем близко, снял бойца почти мгновенно. Водитель выгнулся дугой и сполз вовнутрь бронемашины.
Рядом с подорвавшимся бронетранспортером лежали распростертые в пыли пехотинцы. Только несколько человек сумели прийти в себя. Они-то и оказывали хоть какое-то сопротивление.
Привстав, Верещагин крикнул:
– Бойцы, за камни, за камни прячьтесь! Не дайте себя перестрелять как куропаток.
Со стороны остановившегося впереди «газона», подволакивая раненую ногу, как-то боком полз усатый прапорщик. Когда до Верещагина оставалось метров двадцать, прапор перевернулся на спину, хватаясь ладонями за грудь. Десантник, невзирая на разбойничий посвист пуль, подполз к прапору. Тот лежал, опрокинувшись навзничь. Его куртка успела набухнуть от крови, став черной. Прапорщик был жив и не выпускал из руки автомат.
– Капитан, помоги перевернуться, – едва шевеля губами, попросил он.
Верещагин немедленно исполнил просьбу. Прапор уперся локтями в землю, приподнялся, приложил к плечу приклад и расчетливыми скупыми очередями ударил в темноту. В паузах между очередями прапор слабеющим голосом шептал:
– Дело дрянь, капитан.
– Держись, – отвечал Верещагин.
Почти у самой обочины возникли три фигуры. Боевики вели огонь из положения стоя, стремясь прорваться к машинам. Верещагин перекатился через спину и тоже вскочил. Вскинув автомат, он веером пустил длинную очередь. Трое бандитов, срезанные свинцом, рухнули наземь. А капитан уже выбирал новую цель.
Вдруг с правой стороны раздалась серия взрывов. Гранатометчики, засевшие на позициях, били по бронетранспортеру.
«Пулеметчика хотят придушить», – понял Верещагин.
Он заметил и другую особенность – по машинам с грузом боевики огонь не вели. Они явно берегли машины или груз, находящийся в них.
«Так вот что вам надо», – мелькнула догадка в мозгу капитана.
Где-то за его спиной раздался долгий пронзительный крик. Капитан обернулся. На дороге в предсмертных судорогах корчился прапор, перерезанный пополам автоматной очередью. И сразу же за криком последовала очередная серия взрывов. Пристрелявшись, гранатометчики накрыли бронетранспортер. Огненный вал прошелся по корпусу машины. Искореженная башня стала похожей на вскрытую консервную банку, а спаренная с пулеметом гладкоствольная пушка замолчала.
«Четко, сволочи, сработали», – стиснул зубы капитан, отступая к голове атакованной боевиками колонны.
…Оглушенный взрывом, сержант Васильев, сжав зубы от боли, приподнялся на выпрямленных руках. Сквозь пелену порохового дыма, плывшего над дорогой, он попытался рассмотреть «Урал», в котором ехал его командир. Но из-за плотной дымовой завесы ничего не было видно.
– Сержант, ты живой?..
Крик с трудом доходил до сознания Васильева. Он повернул голову и увидел ползущего по-пластунски Стропу. Тот, иногда поворачиваясь на бок, огрызался короткими очередями из «калаша», стреляя в сторону леса.