Представитель Ирана помотал головой и отвел руку бухгалтера в сторону. Затем важно вынул из своего пиджака «Паркер», открыл его, демонстрируя всем золотое перо, и улыбнулся лучезарно.
Иранец, любуясь собой, поставил сложную, весьма витиеватую подпись. Директор вывел ниже свою.
Все заохали, зааплодировали. Иранец улыбнулся, словно только что совершил подвиг, и подписал еще несколько документов, которые ему торопливо подсунул бухгалтер.
Директор завода, увидев, что документы подписаны, сорвался с места.
– Минуточку, господа, – с загадочным видом произнес он.
Тут же Барышников оказался у сейфа, стоявшего в углу кабинета. Сохраняя заговорщицкий вид, он открыл железную дверку и, повозившись еще с минуту, повернулся ко всем с подносом, на котором в центре стояла красивая бутылка водки. Ее окружали, как в хороводе, шесть маленьких рюмок. Поднос был поставлен на стол.
Директор важно взял бутылку и стал сворачивать пробку. Пробка, как оказалось, была сделана на совесть и сразу не поддалась. Барышников, комично сморщив лицо, поднатужился – на этот раз попытка оказалась успешнее. Затем принялся разливать водку по рюмкам. Лицо его было невозмутимо.
Во взгляде иранца появилось недоумение. Представители же российской стороны прятали улыбки. Кто-то сглотнул слюну.
Когда полупустая бутылка была возвращена на поднос, рюмки взяли: директор завода, контр-адмирал, вице-адмирал, заместитель директора завода. Главбух отказался.
– Я не буду, – заявил он, подняв ладонь.
– Что значит не буду? – зашипел директор, сохраняя доброжелательную мину на лице. – Все пьют, даже я. Ты мне тут трезвенника не строй, понял?
Главбух посмотрел на его багровую физиономию, думая о том, когда же этот боров отказывался от выпивки. Иногда вообще было непонятно, как он мог руководить заводом, находясь почти постоянно навеселе либо с похмелья. Все на заводе прекрасно помнили эпизод в богатой событиями жизни Барышникова, когда на приемке корабля, в присутствии черт знает каких высоких гостей «отечественного и заграничного производства» он упал вместе с кораблем в воду. Правда, на пару минут позже. И что? Да ничего! Другой бы в два счета с работы вылетел, а этот живет и процветает. Каждому свое…
– У меня печень, мне нельзя, – отрицательно покрутил головой бухгалтер.
– Печень у него… – пробормотал Барышников. – Можно подумать, у меня нет печени…
Наполненную рюмку пришлось взять начальнику отдела кадров. Вот он уже не спорил.
На подносе осталась одна рюмка. Все посмотрели на иранца. Тот, осознав ситуацию, замахал руками – мол, я не пью.
– Как можно! – принялся показывать знаками директор завода. – Не нарушай традицию, щучий сын. Давай сейчас же…
Иранец прикладывал руки к груди и улыбался виновато, что-то пробовал говорить. Никто не понял ни слова.
Наконец один из двух его советников сказал что-то иранцу на ухо. Тот понятливо кивнул и сжал-таки рюмку в толстых красных пальцах.
Барышников выступил вперед. Его багровое лицо делалось еще торжественнее.
– А теперь, друзья, я хотел бы поднять этот тост за взаимное сотрудничество в военной сфере, – он с шумом перевел дыхание. – За то, чтобы наши страны всегда оставались добрыми партнерами и просто хорошими друзьями!
Все чокнулись, зазвенели рюмки. Иранец лишь поднял рюмку, но сразу поставил ее на поднос, так и не притронувшись к водке.
У директора завода наконец мелькнуло соображение, что ведь перед ним – представитель мусульманской религии.
«Ну да, – с сожалением глядя на Хошейни, думал он. – У них же это дело запрещено. Дикие люди!»
Некоторое время после первого тоста присутствовавшие переговаривались сдержанно, затем голоса стали звучать громче.
Директор завода вновь вооружился бутылкой и до конца разлил содержимое по рюмкам.
Головнин откашлялся, прочищая горло.
– Второй тост я предлагаю от имени нашего Военно-морского флота. Я долго и красиво говорить не умею… Хоть мы люди и военные, но я скажу просто и коротко: за мир во всем мире!
Лица присутствовавших раскраснелись.
– Не пьет, и шут с ним, – послышались голоса. – Нам больше достанется…
– Мурза… Басурманин… Двадцать лет назад мы таких в Афгане сотнями щелкали…
Иранец хранил невозмутимость. Он просто не слышал этих недипломатичных замечаний.
– Так, я смотрю, сосуд опустел, – поставил бутылку под стол Барышников. – На, Петрович, ключи. Достань-ка у меня из сейфа еще одну такую же.
Через минуту присутствующие принялись опустошать вторую бутылку.
Иранец, не принимая участия в общем веселье, вполголоса переговаривался со своими подчиненными, которые жадно внимали каждому его слову.
Новый тральщик был виден через плексигласовое окно кабинета директора. Сверкали под лампами дневного освещения надпалубные надстройки, грозно задирали спаренные стволы носовые и кормовые орудия.
– Красив, а? – директор завода остановился у окна и указал вниз рюмкой. – Так бы и взял себе, на дачу, вдоль берега ходить…
– Этот корабль уже не наш, за него заплачено звонкой монетой, – веско заметил Головнин.
Директор, почесав нос, поджал губы.
Наконец кто-то произнес:
– Хватит, пойдем, корабль будем показывать.
Директор повернулся к иранцу.
– Идемте, господин… э-э-э…
– Хошейни, – шепотом подсказал заместитель.
– Сам знаю. Пошли вниз! – махнул рукой Барышников.
Все спустились по металлической лестнице в цех. Там уже все было готово к встрече дорогих гостей. Сотня угрюмых рабочих стояла в кружок возле носа корабля. Тральщик, против российского обыкновения, не имел номера. Все чего-то ждали. Сбоку застыл духовой оркестр. На палубе суетился начальник отдела кадров, непонятно как и когда успевший забраться туда.
Когда иранец и сопровождавшие его лица приблизились к кораблю, начальник отдела кадров бросил что-то сверху.
Это «что-то» оказалось разматывающейся новенькой бельевой веревкой, и упасть она должна была в руки директора. Барышников сразу веревку не поймал и несколько раз промахивался, пока наконец не взял ее крепко в руки.
Начальник отдела кадров надежно привязал верхний конец веревки к борту. Барышников оглянулся.
– Бутылку!
Подскочивший сбоку бухгалтер подал бутылку шампанского. Директор завязал веревку на горлышке.
Затем он не менее торжественно вручил бутылку иранцу.
– Прошу вас! – он отступил на пару шагов, показав рукой на корабль.
Тот покрутил бутылку в руках и вопросительно глянул на директора. Советник снова наклонился к уху иранца, тот выслушал и кивнул понимающе.